Игра по-крупному

Иногда он заходил в церковь, покупал, стесняясь, три свечки и ставил их: Христу, Божьей матери и приглянувшемуся ему святому. Стоял в уголочке, слушал пение хора, и что-то возвышенное и удивительно приятное пронзало его. Он не смог бы объяснить это словами. Сам факт, что он нашел время, переборол стеснение и зашел в церковь, стоит на виду у пожилых людей и признает свою зависимость от высших сил, которые знают его, Игоря Фирсова, от пяток до макушки, со всеми его сомнениями, колебаниями, светлыми порывами и необузданностью плоти, знают все его помыслы и дела, знают все добро и зло, содержащееся в нем, и верят, что добра в нем больше, верят, что он хороший в общем-то парень, но не всегда умеет совладать с собой, и корит себя после дурного поступка, и мучится, оставаясь один, и хочет жить ясно и просто, не делая никому плохого, но это ему не удается, -- сам факт, что кто-то думает о нем и понимает его, наполнял душу тихой радостью и покоем. Его немного пугали старушки -- все в черном, согбенные, неистово молившиеся на коленях и стукавшиеся лбами об пол, -- он словно заранее причислялся к их компании, но он старался не смотреть в их сторону и не замечать их взглядов. Не крещенный в детстве и выросший в семье, где о Боге и вере никогда не вспоминали, Игорь смущался перекреститься перед иконой или при входе в церковь и думал при этом, что Бог, если он есть, -- а он, пожалуй, есть -- поймет его затруднения и простит: суть не в том, чтобы стукаться лбом об пол, а в том, чтобы чувствовать Бога, верить в него...

Игорь шел вдоль берега, поглядывал на парящих вблизи чаек и думал о том, что не знает, как жить правильно, и никто из его знакомых не знает... И вспоминал, как доказывал недавно еще в меру пьяной компании, что все собравшиеся за столом -- простые советские идиоты, некоторые -- и он в их числе -- идиоты с высшим образованием. "Мы не знаем, зачем живем, и не знаем, как жить! -- горячился Игорь. -- И самое поразительное, что и знать не хотим! Есть выпивка -- и нет проблем! Мы не знаем истории, не знаем мировой культуры... ничего не знаем! Простые советские идиоты. Маяки пятилетки. Ударники коммунистического труда. Народные дружинники. Кто еще?.. Эти... -- он пощелкал пальцами. -- Авангард мирового пролетариата! Творцы светлого будущего!" Компания не хотела признавать своего идиотизма, и Игорь, устав приводить случайные примеры, махнул рукой: "Давайте лучше выпьем! За Маркса-Энгельса-Ленина, которые, как известно, учились только на пятерки с плюсом и обрекли нас на прекрасное будущее! За коммунизм к восьмидесятому году!" Милка, сидевшая напротив, поправила очки и сказала серьезно: "Осел, осознавший себя ослом, -- уже философ..." Игорь выпил, обошел стол и влепил Милке вкусный поцелуй в румяную щеку: "Умница! А я все время думал, за что я тебя люблю? Молодец!" -- "Игорек, а я думала, ты любишь меня за что-нибудь совсем другое", -- сказала ему вслед Милка и тоже выпила.

Весь вечер он танцевал только с ней, сидел на диване тесно, плел какую-то ерунду о роли прессы, Милка крутила головой, не соглашаясь, и компания с улыбками и перемигиваниями стала разбредаться. Господи, да Милка -- свой в доску парень, какие с ней могут быть амуры!

Когда они неожиданно остались вдвоем, Милка вытащила из-за шторы припрятанную бутылку венгерского рислинга и закрыла на защелку дверь. "Гулять так гулять! -- сказала она. -- Открывай!" -- "Подожди". -- Игорь понес на кухню грязные тарелки. Когда он вернулся, Милка в свете торшера лежала на диване и, запустив руки под юбку, стягивала с себя колготки.

-- Ну где ты ходишь! -- сказала она игриво и кинула что-то на стул. -- Девушки разделись и просят...

Игорь подошел к столу, взял штопор и стал открывать бутылку.

-- Ну! -- Милка капризно забарабанила пятками по дивану. -- Сначала иди сюда... -- она уже потянулась рукой к кисточке торшера.

-- Одевайся, Мила, -- не оборачиваясь сказал Игорь. -- И двигай домой. Дочка ждет...

-- Что?..

Игорь молча налил в два бокала и отошел со своим к окну. Отдернул слегка штору.

-- Ну ладно, мать твою... Я тебе этого не забуду.

Игорь слышал, как она в бешенстве шлепает босыми ногами к столу, натягивает, вскинув юбку, белье, вжикает молнией сапог, видел в стекле ее мечущееся по комнате отражение -- она искала сумку -- и знал, что через полчаса будет жалеть об ее уходе.

-- Импотент несчастный! -- Милка взялась за ручку двери. -- Не хрен было прижиматься, если не можешь! Я думала, ты мужик! Сопля! Идиот!.. -- Она сорвала с вешалки дубленку и застучала каблуками по коридору. Грохнула дверь. Игорь допил свой бокал, закрыл входную дверь на крюк и вымыл посуду.

Может быть, и идиот.

Глухо рокотала зеленоватая вода залива. Чернел купол кронштадтского собора у горизонта. По песку ходили чайки и с его приближением дружно взмывали в серый воздух, кричали лениво и недовольно.