Вот где они сейчас находятся! И вот почему вокруг так много людей. Сизов сознался, что банда состояла из шести человек. Трое мертвы, один сидит, один — московский сообщник… Всего один остается, откуда же другие? Да из «членов профсоюза», вот откуда!
Андрей облегченно перевел дух. Во-первых, «профсоюз» — не такие психованные выродки, как Сизовы, и вряд ли начнут резать пленников почем зря. Во-вторых, жизнь пленников — гарантия их собственной безопасности. Не только от правоохранительных органов, но и от «самарских». Если полковник приблизительно представляет сейчас, где и кто держит пленников, и какое противостояние намечается — он (с санкции генерала, разумеется) ни за что не позволит «организации» затеять «акцию истребления», чтобы не поставить под угрозу жизнь заложников. То есть, живые заложники превращают полковника и его спецподразделение в невольных союзников «профсоюза». А «профсоюз» — в невольных союзников органов, заставляя сражаться против общего врага.
Но именно поэтому заложников никто не рискнет освобождать — чтобы не нарушить неустойчивое равновесие, сложившееся к данному моменту. Пока «организация» анализирует новый поворот событий и не очень уверена, как действовать дальше — органы выигрывают время. А время сейчас — все. Чем больше «организация» будет медлить, тем окажется слабее, тем легче будет её разгромить. А если убрать «стопор» в виде держащего заложников «профсоюза» — «организация», перестав опасаться ножа в спину, развяжет настоящую войну за свое выживание.
Так что заложники становятся пешками в большой игре — пешками, которые пока что никому не выгодно двигать. Даже если их вдруг убьют, когда их жизнь перестанет представлять ценность — разгром «организации» стоит того.
Полковник понимал это — и поэтому согласился на вмешательство Богомола. Которая не связана правилами игры, и которая остается поэтому их единственной надеждой.
И подумать только, что Андрей сам выпустил из бутылки всех этих джиннов, когда попробовал заново копнуть забытое архивное дело… Но он ведь не мог поступить иначе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
«Прошлись мы с ней, значит, по магазинам, а потом в ресторан. В магазине она и мне костюмчик и пальто справила, а себе всякие тряпки набрала, поношенные, но с пристойным видом. Еще, я понимаю, так подбирала, чтобы оружие было удобно носить. А мне говорит, когда я насчет моих обновок заспорить вздумал:
— Ты кончай это, дед, а то что это за племянница такая получается, которая своего дядюшку для похода в ресторан обрядить не может?
Я и смирился. Продавщица, что вокруг меня хлопочет и помогает пиджак примерять, спрашивает:
— Что, внучка вам решила подарок сделать?
— Не внучка, — говорю, — а племянница, из Москвы приехала.
— А, если из Москвы, тогда понятно, — говорит продавщица.
Ну, пошли мы после всех этих магазинов при полном параде. Старое барахло, которое она завтра наденет, в большой пластиковый пакет сложено. Она мне по пути большую пачку денег сует.
— Держи, чтоб не я в ресторане платила.
А денег-то — наверно, как десять моих пенсий.
— Ты, что, — спрашиваю, — за один вечер собираешься прогулять такие деньжищи, на которые можно почти год прожить?
— Да ну тебя, дед! — говорит. — Тут разные системы отсчета.
Я только головой покачал. По мне, так это тоже безобразие, но, может, она лучше моего знает, как по правилам игры полагается.
Заходим мы в ресторан хороший. Официанты вокруг неё прыг-скок, ровно кузнечики. Оно и понятно, девка видная, да и костюмчик на ней дорогой, ясно, что за чаевыми не постоит. Я, впрочем, тоже теперь не в дерьме каком-нибудь, но куда мне до нее.
— Давай решать, дядюшка, что мы пить и есть будем, — говорит она открывая меню. — Как ты насчет салатика фирменного, борща с мясом и свиной отбивной? И на сладкое что-нибудь…
— Нормально, — говорю. — Пировать, так с музыкой!
А музыка, надо сказать, грохочет из динамиков. Хорошо, мы подальше от неё сели.
— Тогда так и возьмем.
— Только насчет сладкого я не очень, — предупреждаю. — Так что ты себе бери, что хочешь, а мне и того, что есть, хватит.
— Как знаешь, — пожимает плечами. — А я возьму себе кофе и кусок фруктового торта… Нет, кусок фруктового и кусок «Стефании».
— Не разнесет тебя, дорогая племянница? — интересуюсь.
— Нет. Я форму держу, и вообще так устроена, что цельный торт съем, а весу не прибавится… Что пить будешь, дядюшка, водку или коньяк?
— Давай-ка водочку, родимую, — говорю. — Самое надежное дело.
— Тогда заказывай, — усмехается. — А мне закажи вот это итальянское вино. Надеюсь, оно здесь настоящее.