Игра с джокером

— Видно, свои соображения имеются, — резонно говорит Букин. — Я так понимаю, их смерть Олега очень напугала. Видно, они знают, кто на них охоту открыл — мощная какая-то группировка, с которой они не поладили. Вот они денек подумали, и рассудили, что пора смываться, чтобы самим под пулю не угодить. Сергей удрал и где-нибудь отсиживается теперь, как таракан в щели. А Антон, он всегда самый головастый из братьев был, вот и пришел к выводу, что в тюрьме ему безопасней будет, чем на свободе. Там хоть «моя милиция меня бережет»! — смеется Букин. — А если, скажем, он участие в основных безобразиях отрицать будет, и будет утверждать, что только на стреме стоял, а в квартиру и не заглядывал — то получит он годка три от силы, и выйдет чистеньким и беленьким, когда вся суматоха давно уляжется и его жизни ничто не будет угрожать!

Наверно, так, думаю. Перетрусил Антон, когда я второго брата прямо в доме их застрелил, похожем на крепость. И решил сдаться милиции, чтобы и до него пуля не добралась. Но почему про убийство ничего не рассказывает? Никак нельзя засвечивать тех гостей, что вчера вечером у братьев были? Ведь если про убийство расскажет — то милиция в конце концов вырвет у него признание, что братья были не одни, как он там ни крутись!

А ведь по крайней мере один из этой парочки мне неизвестных участвовал в погроме квартиры. А может, и оба — ведь и впрямь кто-то должен «на шухере» стоять, на лестничной клетке. Значит, внутри квартиры четверо, и за дверью один — всего пять получается! Трое братьев и двое гостей… И такая меня обида взяла. Эх, думаю, догадался бы ещё вчера, не одного бы подстрелил, а по крайней мере двоих! А теперь ищи-свищи! До Антона не доберешься, а их подельников и не разыщешь, ведь ничего о них не знаю, кто они и откуда.

Ну, ничего, авось, старая армейская школа не подведет. На рынке потолкаюсь, с людьми поговорю — где-нибудь да найду зацепочку к этим неизвестным.

И все равно, не очень я понимаю, что происходит. То, что они труп скрыли, меня смущает. Какое-то темное дело за этим мерещится.

— Ладно, — говорю. — Тогда, действительно, мне прямой смысл имеет в больницу отправиться, узнать, как там Настасья и Валентина, не нужно ли им чего. А оттуда можно и в милицию зайти, узнать у майора поподробнее, что там с признанием этого Сизова произошло.

— Любопытно? — усмехается Букин.

— Еще как любопытно! — говорю.

— Понимаю, — кивает он. — Ну, что, поехали?

— Поехали! — соглашаюсь. Мелькнула у меня мысль, чтобы врачу позвонить, узнать, пустят меня или нет, а потом решил без звонка двигаться. На месте все разузнаю, и все равно я в милицию потом зайду, а она ведь с больницей рядом, так что ничего не потеряю, даже если не пустят.

Оделся я быстренько, и мы к подъезду спускаемся. Букин передо мной дверцу машины распахивает. Машина у него солидная, со значком таким, на нашу «Волгу» похожим. «Вольво», значит. Хоть и видно, что машина не новая, но в порядке, в хорошем состоянии, и внутри все удобно и отделано.

— Поехали, — говорит Букин шоферу.

А я как онемел. Шофер директора — один из тех гостей, что у братьев Сизовых вчерась были — и которые, надо полагать, и настропалили оставшегося в живых брата спрятать труп и с повинной явиться! Не тот, что голосил, когда череп Сергея Сизова прямо на него разнесло, а тот, что поспокойней был и в сторонке держался.

Выходит, и Букин какое-то отношение ко всему этому имеет… И разом припомнились мне и разговоры насчет «профсоюза», который директору охрану обеспечивает, и мысли Лексеича, что смерть Васильича и Букину оказывается на руку…

— Над моим предложением, кстати, не думали? — спрашивает Букин. — Или не до того было?

— Как не думать, думал, — отвечаю я, с мыслями собравшись. Интересное предложение. И готов соответствовать, если у вас у самого интерес не пропал.

— У меня нисколько не пропал, — говорит Букин. — Так что можно прямо сегодня все оформить, если не возражаете.

— Я не против, — говорю. — Вот только с делами разделаюсь…

— Вот и отлично! Я за вами машину пришлю. Часа в три вас устроит?

— Думаю, устроит, — говорю. — К трем я должен со всем управиться…

— А не управитесь — не нервничайте, — говорит Букин. — Если что, шофер подождет. Вы, все-таки, человек заслуженный, так что право на уважение имеете, и чтобы с вашим распорядком считались.

— Спасибо, — говорю. — Но я уж постараюсь, чтобы не заставлять себя ждать.

А тут мы и до больницы доехали. В Имжах все близко — городок-то маленький.

— Значит, сегодня все решим, к обоюдному удовольствию. Удачи вам! говорит Букин.

— И вам того же желаю! — отвечаю я, выбираясь из машины, и топаю в больницу.

Нахожу Петра Ильича — ну, врача этого — и спрашиваю:

— Как там мои болезные? Можно к ним сегодня?

— Это не ко мне, — говорит врач, — а в приемное отделение. По-моему, сейчас не приемные часы, но пойдемте вместе, я похлопочу, чтобы вас пропустили.

Мы идем, а он говорит по пути:

— Да, нам пришлось сказать Анастасии Петровне, что Феликс Васильевич умер, так что вам не надо мяться и запираться.

— А Валентине сказали? — спрашиваю.