Игра с огнем

— У людей есть непонятная мне черта, — начала Елизавета Николаевна, отвечая на его вопрос. — Они не помогают приюту для животных, не сбрасываются деньгами на лечение тяжело больного ребенка, не дают работу инвалиду, но горой встают за алкоголиков.

— А вы считаете, что они не достойны сочувствия?

— Я считаю, что они достойны смерти под забором, — резко отозвалась она, повернувшись к нему.

На ее лице застыла маска брезгливости, непонятная Максиму. Он вполне спокойно относился к алкоголикам. Защищать и жалеть не стремился, но признавал за людьми эту слабость. Главное, чтобы они были хорошими профессионалами, а уж что они делают в свободное от работы время — не его дело. Впрочем, возможно, у этой учительницы есть право так говорить, раз она утверждает, что Марина Петровна пила даже здесь.

— А вы строгая.

— Я честная, в отличие от многих.

Максим усмехнулся, но разглядывать ее не перестал.

— Где вы были позавчера вечером?

На ее лице вновь появилось негодование.

— Вы что, меня подозреваете?

— Вы же сами просили говорить о работе, — обезоруживающе улыбнулся он.

Она глубоко вдохнула и снова потянулась к бутылке с водой. Максиму казалось странным, что она пьет так много, но спрашивать о личном он больше не решался. Что если девчонка чем-то больна? У сестры его матери был сахарный диабет, она всегда много пила. И хоть Елизавета Николаевна не выглядела больной, задеть что-то неприятное он не хотел. Одно дело дразнить ее очками, другое — зацепить на самом деле неприятные вопросы.

— Я была дома, — спокойно ответила она. — Уроки закончились в два часа, еще два я провела в школе, в своем кабинете. Проверяла тетради, готовилась к завтрашним урокам. Ровно в четыре вышла отсюда, зашла в магазин, в 16.40 была уже дома. В семь вечера у меня было первое занятие. Я преподаю английский по скайпу. Было два занятия по полтора часа, в девять освободилась.

— Вы помните время так точно?

— Я всегда планирую все свои дела, поэтому и время всегда помню.

— Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

— Продавщица в магазине, мы знакомы, ее сын учится у меня. Затем, конечно, мои ученики.

— То есть с пяти до семи, как и после девяти, алиби у вас нет?

Она сжала зубы, но голос прозвучал ровно:

— Нет.

Максим не собирался подозревать ее на полном серьезе, поскольку хрупкая учительница не походила на человека, способного справиться с гораздо более крупной Соболевой. Впрочем, Костя еще не закончил со вскрытием, вполне возможно, она была мертвецки пьяна. Чтобы утопить ее, достаточно было налить в таз воды и макнуть туда голову. А Елизавета Николаевна уже дала понять, как относится к алкоголикам…

— А скажите, Марина Петровна не увлекалась оккультными науками, магией или чем-то таким?

Брови цвета темной карамели снова взметнулись вверх.

— Откуда такой вопрос?

Максим положил на стол небольшую сумку и вытащил из нее несколько снимков. То, что сделал это зря, он понял уже буквально несколько секунд спустя. Елизавета Николаевна взяла первую фотографию, которая запечатлела убитую Соболеву с засохшей розой в руке в центре выжженного круга, а затем резко побледнела. Фотография выпала из ее рук, она покачнулась и собралась, наверное, хлопнуться в обморок, но Максим успел ухватить ее за плечо, не дав рухнуть на пол. Второй рукой он с ловкостью циркового артиста сбросил все снимки обратно в сумку. Надо же, девчонка оказалась такой впечатлительной!

— Простите, — его голос прозвучал по-настоящему виновато. — Я не подумал, что вы так испугаетесь вида мертвого тела на фотографии.

Елизавета Николаевна судорожно кивнула и огляделась, ища что-то взглядом.

— Дайте мне воды, — шепотом попросила она.

Максим помог ей сесть на стул, метнулся к чайнику, возле которого осталась бутылка, отвинтил крышку и протянул ей. Она сделала несколько жадных глотков, стараясь дышать ровнее.

— Простите, — она явно пыталась сказать это снова спокойно и бесстрастно, но вышло плохо. Голос дрожал, а кожа все еще оставалась бледной, только веснушки на носу проступили ярче. — Я плохо переношу вид мертвецов.

— Да, это я уже понял, — хмыкнул Максим, садясь на соседний стул, но в любую минуту готовясь снова рвануть к ней, если понадобится. — Я просто хотел показать вам, что убийство Соболевой похоже на ритуальное. Отсюда и вопрос, не увлекалась ли она чем-то таким.

Елизавета Николаевна покачала головой, делая еще несколько контрольных глотков.

— Я никогда такого не замечала. То есть, я хочу сказать, она не приносила в подсобку никаких странных книг, дохлых кошек или летучих мышей. А разговаривали мы мало, только если сталкивались по утрам. Если у обеих были «окна» в одно время, я проводила их в классе, а не в подсобке. Поэтому о ее жизни почти ничего не знаю. Если бы она увлекалась чем-то таким, вряд ли стала бы мне рассказывать. Да и потом, это ведь ее убили, наверное, оккультизмом должен увлекаться убийца, а не она?

— Да, наверное, вы правы, — Максим вытащил из сумки блокнот, вырвал из него лист и написал на нем свой номер телефона. — Если вдруг вспомните что-то интересное, позвоните мне.

Она медленно взяла бумажку и сжала в руке.