Игра снайперов

– А что Магнат? Мертв? – уточнил Свэггер.

– Нет. Там будет не Магнат, а крупный блондин, профессионал из Секретной службы. Говорят, он очень похож на настоящего Магната. Блондинистый парик а-ля Элвис, красный галстук до ширинки, синий костюм, белая рубашка, а под ней – кевларовый бронежилет шестого класса защиты, способный остановить даже грузовик, не говоря уже о пуле, проделавшей путь в восемнадцать сотен ярдов, – у нее убойная сила как у пистолетной. Такая броня спасет и на сотне ярдов, не говоря уже о миле. Первый выстрел – и наш крутой парень падает за бронированную кафедру. Да, он рискует получить пулю в голову, но таковы уж правила игры.

– Я бы на такую работу не подписался, – заметил Свэггер. – Ни за какие деньги. И ни за какие почести.

– Даже если Джуба начнет отстреливаться, его прикончат, и это тоже будет большим успехом. Но если его схватить… Господи, это же подарок судьбы. Живой террорист с богатым и очень любопытным прошлым. Человек, который чуть не убил Магната. У всех геройский вид, кроме нашего настоящего врага, то есть ЦРУ, которое выглядит довольно жалко. Магнат расхаживает с важной физиономией, раздает интервью, фотографируется с начальником спецназа полиции Нью-Йорка и блондином в кевларе. Тем временем Джубу допрашивают, а потом судят – аккурат к предвыборной кампании.

– Слишком много переменных, – возразил Свэггер. – И потом, задача поставлена неверно. Цель должна быть одна: первая, последняя и единственная. Джубу надо остановить. Взять живьем – это уже амбициозная чушь. Из-за нее вся операция пойдет псу под хвост.

– Хозяева высказались, – отрезал Ник. – Все будет так, как будет.

Часть пятая

Глава 61

Восьмое, четверг, 08:00

Аллах послал ему прекрасный день, такую же прекрасную ночь, глубокий спокойный сон – и никаких кошмаров об американском снайпере, пришедшем, чтобы убить Джубу и сорвать его миссию. Проснувшись, он увидел голубое небо, слегка подернутое перистыми облаками. Воздух был свежим и ароматным, листья дрожали от легкого ветерка и мерцали на солнце, поворачиваясь к нему то лицевой, то тыльной стороной.

Тем утром у реки он снял показания с «Кестрела»: ветер северо-северо-западный, от двух до четырех миль в час, температура воздуха – шестьдесят семь градусов по Фаренгейту (во второй половине дня, пожалуй, станет на несколько градусов теплее), относительная влажность – всего лишь сорок четыре процента. Свет яркий, тени контрастные, но во время выстрела они не помешают, ибо солнце в тот момент будет еще высоко. Все как надо: красивые дома, прилегающая к ним территория, яркая растительность и никаких признаков службы безопасности – ни людей, ни автомобилей. По воде шла легкая рябь.

Хвала Аллаху за его дары.

Спешить было некуда. Джуба неторопливо вернулся к зданию, задержался у входа и окинул улицу внимательным взглядом. Никого и ничего: ни патрульных автомобилей, ни подозрительных седанов с людьми в штатском, ни вертолетов, ни беспилотников – те не ускользнули бы от его зорких глаз.

Он бесстрашно вошел в фойе, зная, что система видеонаблюдения не работает – ее никогда не включали, – и проследовал в лифт, где уже были двое детей и молодая женщина. Никто ничего не сказал, но настроение у всех было спокойное. Дети оказались воспитанными, мать – заботливой. Они вышли на четвертом этаже, а Джуба отправился на седьмой. В коридоре было пусто. Джуба открыл дверь, вошел, повернул ключ в замке и взглянул на часы. Время намаза.

Как всегда, он надел маску, натянул сетку для волос и резиновые перчатки, подошел к молитвенному коврику – обычному полотенцу, – простерся на нем и провел так следующие семь минут.

«О Аллах, заклинаю тебя, будь благосклонен к моему сегодняшнему предприятию, ибо это часть Твоей войны, Твоей воли и Твоей славы. Вверяю Тебе жизнь свою, о Аллах, и с радостью расстанусь с ней, если Ты того пожелаешь. Молю, придай зоркости глазам моим, сил рукам моим, спокойствия сердцу моему, твердости пальцу моему, ибо Тебе и Твоим законам я посвящаю то, что будет, Аллах любящий и любимый, и прошу, будь благосклонен к предкам и потомкам моим, ибо все они – часть этого священного мгновения».

Он повторял ее снова и снова, эту литанию любви и верности. Наконец его тело, напитавшись лубрикантом веры, превратилось в прекрасный, грациозный и великолепно отлаженный механизм. Сосредоточившись, он чувствовал, как дыхание становится размеренным, а пальцы наливаются силой. В сознании осталась единственная мысль.