Игра со смертью

Я прокрутила шеей, закашлялась. Желудок уже не просто требовал еды, его просто сводило по того, что мне приходилось стискивать зубы. Горло пересохло, кашель грозил оборваться тошнотой, вот только блевать мне было нечем. Скоро органы начнут питаться сами собой. Обезвоживания не хватало.

Самое отвратительное, что в камере воздух влажный, прохладный, далек от сухого. И он постоянно напоминает о влаге, а я гоню мысли о воде прочь, старательно размышляя о другом. 

На этот раз я оказалась за решеткой, за что была немцам безмерно благодарна. Постоянно стоять на коленях откровенно надоедало, да и что уж говорить – было просто невмоготу. Сейчас я получила возможность наконец-то размять конечности, да и осмотреть свое тело в конце концов. Синяки, это понятно – болью при вдохе отдавали некоторые ребра, напротив них же расплывались явные гематомы. Но я больше подозревала их, чем видела – в камере все еще было темно, свет уходящие выключили. Хотелось надеяться, что больше его не включат.

- Как ваши дела? (нем.)

Я медленно подняла голову. Даже не услышала, как он вошел – уже знакомый, хрипловатый голос я бы узнала из тысячи. Джерд – он должен был быть мертв через неделю, все шло прекрасно и гладко.

- Отвратительно, как видите, - я усмехнулась, откинувшись на стену и прищурилась, - Не желаете помочь своей любимой фройлян?

Забавно, что он обратился ко мне на «вы». Этот мужчина был достаточно серьезным, я бы даже сказала, что хорошим. Он не разделял всех взглядов своих сослуживцев, за что даже симпатизировал мне в какой-то степени. Но слишком мешал своими действиями моему начальству. Говорить приходилось уже через силу и звуки, которые я издавала даже далеки были от понятия «голос» - скорее смесь сипения и шипения, хриплого и режущего слух.

- Ни малейшего желания, - он вздохнул, опускаясь на стул. Надо же, даже не побрезговал, - Моя фройлян оказалась советской шпионкой - кто бы мог подумать? (нем.)

Я не ответила. Никогда не испытывала угрызений совести по поводу убийств, этот случай исключением не был. Этому человеку просто повезло, что меня не схватили неделей позже.

- Я могу говорить и на русский, - внезапно сказал он, кивнул кому-то и мне пришлось жмурится от яркого света. На самом деле он был достаточно тускловат, но сейчас казался прожекторами, направленными прямо на меня, - Хотел спросить: стоить ли все ваше… действия этого?

Я размышляла о том, стоит ли вообще с ним говорить. И без того каждое слово приходилось из себя выдавливать, а этот, помнится, крайне любит порассуждать.

- Ханна, я понимать, я все понимать! – он шумно выдохнул, опустил голову и сцепил пальцы в замок.

Наверное, я представляла из себя жалкое зрелище. Вся в синяках и ссадинах, голая грязная, с растрепанными сальными волосами. От холода ноги приобрели какой-то сине- сиреневый оттенок.

- Мое положение позволяет мне помогать вам. Я смогу убедить Рауха, что вы будете верны Германии. Прошу вас, одумайтесь!

Наивный глупец. Он и правда сумел влюбиться в меня? Очередное разбитое сердце в послужном списке. Я знаю, о чем он сейчас думает – Джерд считает, что меня еще можно спасти.

- Я не прошу, что бы меня спасали. Уходи. Я не Ханна.

Хотела бы – рассказала все сразу. Возможно меня действительно отпустили, следили какое-то время, а затем заставили бы играть на две стороны. Шпионить уже на для них. Я чувствовала, как магия меня покидает окончательно. До сих пор я не находилась в постоянном обмороке только благодаря ней. Когда тело полностью опустеет и в нем не останется энергии, придется тяжко.

- Глупые женщины(нем.), - едва слышно пробормотал мужчина, затем продолжил снова на русском, - Почему вы делаете это?

- Тебе не понять, - спустя минуту молчания откликнулась я, горько усмехнувшись, - Ты знаешь, что вы сжигаете людей в сараях? Заживо. А слышал эти крики? Был в концлагерях? Не говори мне про великую цель.

Я презрительно сморщилась, сжав шею. По горлу будто раз за разом проходились наждачной бумагой, не иначе.

- Я ничего не скажу не потому, что обожаю коммунизм. А потому, что пострадают обычные люди.

Рассказать все – означает сдать как минимум одного. Все, кроме меня, являлись офицерами в штабе, включая и Степу. И их сведения были гораздо важнее тех, что отсылала я.

- Но...

- Это война, - грубо оборвала я немца, грозно сверкнув глазами, - И я тебе не невеста, что бы ты пытался мне помочь. У меня было задание убить тебя на следующей неделе. Проваливай, Джерд.

Они всегда думают, что особенные, раз смогли добиться моей улыбки и расположения. Разумеется, не все мужчины идиоты, но любовь всегда заставляет закрывать глаза на странные вещи. Не замечать их. И любовь – это сильнейшее оружие из всех существующих для таких, как я. Потому что им можно убить любого, если знать правильный подход. Не быть слишком идеальной, с изъянами, как и любая девушка, но они всегда не замечали недостатков.  Вернее, не хотели замечать.