Игра со смертью

Он, не щадя ни себя, ни машины, с силой пинал то колеса, то просто бил куда придется.

Степа ненавидел это все с самого начала. Катя по началу хоть как-то восторгалась не страной, так архитектурой, старыми домами и улочками.  Уже потом его невеста охладела к этому месту, как и ко всему прочему. Эта работа ее сломала. Сделала из теплой, несколько наивной девочки, от взгляда которой он потерял голову, грозную акулу, стерву и просто блядь. Советская шпиона… брехня это все! Ее сведения были бы значимы гораздо больше, устрой Советы ее к кому-нибудь секретаршей. А ведь могли! Могли, сукины дети, но не сделали!

- Степ, я не поеду.

- Чего?! – он резко обернулся, - Кать, не говори ерунды, садись в поезд.

- Не поеду.

Рыжая решительно замотала головой, отступая назад. Тонкие пальцы до побелевших костяшек стискивали ручку небольшого чемодана, да и сама Ставыло была бледна как мел.

- Как вспомню… Нет, не могу. Прости. Не поеду.

Разведчик опустил голову, через нос выдыхая. Главное не начать злиться, взять себя в руки. Вроде такая стальная, что боишься лишний раз задохнутся от ее холода, а после того задания совсем на себя не похожа. Больше на прежнюю Катю – немного не уверенная, но все еще знающая себе цену, вздрагивающая от чего-то по ночам.

- Не дури, - Степан приблизился к девушке, пальцем поднимая подбородок, - Другого шанса не будет.

- Пусть! А я все равно останусь. Не могу. Я должна. Я такие вещи им говорила! Это я их убила, Степа, я! Всех до единого! И Полину, и остальных… собрала, а потом как крыса… - голос ее дрогнул.

- Был приказ. Приказ, чтобы организовать подполье.

- Да к черту! Я должна была что-то придумать!

Дура! Как была импульсивной, так и осталась!

- Дьявол тебя раздери!

Ронев отчетливо понимал, что выдыхается. Что все чаще руки дрожат, а удары становятся слабее. Что еще немного, и он начнет заставлять себя не морщится от ее криков. Вчера эта свинья заставила снимать с нее кожу. И ему пришлось. Начал с рук – предплечья. Маленькими кусочками, а затем их же возвращал на место и прижигал. Разведчик был больше чем уверен, что большую часть зверств девушка просто не помнила. Они успели держать ее, пока с двух сторон две мощные лампы нагревали голову, успели окатывать ледяной водой, вкалывать наркотики, пока Катя была без сознания. Раух надеялся, что это помутнит сознание и русская заговорит.

- Наших не знаешь, свинья поганая! – проорал он в тишину леса, - Не знаешь!

Пнув посильнее еще раз колесо несчастного ауди, Степа в очередной раз выматерился, распахнул дверь, сел на водительское сидение, захлопнул и опал на руль, сжимая баранку покрепче.

До скрежета зубов ненавидел. Не понимал, презирал, а все равно каждый день не по разу выдавал это поганое «Heil Hitler», вскидывая руку. Все равно шел в кабак с вынужденными сослуживцами, поднимая тосты за победу Германии.

- Ничего, гнида, - бормотал Степа, роясь в бардачке, - Ничего… Достал, сил моих больше нет…

Ставыло бы не одобрила однозначно. Назвала бы идиотом, перехватила сейчас эти дрожащие руки и мягко попросила прекратить пороть горячку. Пороть. Глаз дернулся, а с губ слетела усмешка. Нервы сдали. Его все доконало.

Падал снег. Тишина. На площадке перед тюрьмой совсем нет людей, даже караул куда-то подевался. Возле входа в подвальный помещения, спиной к улице стоит фигура. Совсем одна.

Парень оставил машину там же, шел пешком несколько километров. С собой имел только чемодан, который невесть зачем взял. Наверное, привычка психопата, который жил в нем. Эта шляпа от части тоже была его, как и серый плащ. Он решил, что не будет убивать его в поганой форме. Степан медленно опустил на землю чемодан.