Игра со смертью

Сегодня дежурство Рауха, если можно так назвать. Если он услышит вопль – обязан прийти, разведать, не желает ли пленник сознаться в чем-либо. Кроме Кати их там еще около двадцати, но пытать довелось только пятерых. Два англичанина, остальные немцы, подозреваемые в связи с коммунистами. Курит эта сволочь всегда здесь – черный ход. Ведет к дороге «к стенке», не через парадный же взъезд гнать заключенных на смерть.

Снег не хрустел под сапогами, походка его была совершенно бесшумной, а в рукаве сверкнуло тонкое лезвие ножа. Катя ножи терпеть не могла, ей никогда не нравился их блеск. Рыжая предпочитала огнестрельное оружие, а холодное носила на самый крайний случай.

За эти две недели он успел излазить здесь все, что было в до ступе. Знал все обходные пути.

Фонарь мигнул желтым светом и Ронев замер. Искал подвох, ловушку потому что не может знаменитый полковник Фридрих Райх вот так вот беззаботно стоять и самозабвенно курить. Этот просчет будет стоить ему слишком дорого и главное – болью Ставыло. Ей обязательно расскажут, что поймали еще одного русского, и вот странность, он то ее и мучал!

Но разведчик не из тех, что станет окликать врага и вызывать на честный бой. Не сейчас. Не его.

Не эту скотину, которой надлежит просто на просто перерезать глотку.

"Ты убивал"

Нож оказывается в руки и перекручивается. Он берет за рукоятку поудобнее.

"Ты приносил боль"

Тяжелый взгляд серых глаз сверлит бритый затылок и улавливает каждое движение. Каждый вдох, когда плечи едва заметно приподнимаются и опускаются.

"И мне жаль, что ты умрешь быстро"

Степа стрелой быстрой метнулся вперед, резким движениям перерезая немцу глотку. Тот захрипел, повалился на землю, держась рукой за рану. Разведчик смотрит на него бесчувственными глазами и с радостью видит во всегда ледяных глазах ужас смерти.

- Это тебе за все, что ты творил, но этого адски мало. Хотел бы я проверить на тебе пару твоих же пыток, - довольный собой, свистящим русским шепотом произносит Степан, смачно сплевывая в лицо своей жертве.

На площади так и не прозвучало ни слова. Ни единого звука не было слышно, мужчина даже не успел крикнуть. Все и правда было быстро.

Снег не скрипел под ногами уходящего человека, который поднял ворот пальто и нес в руках чемодан. Он уже решил для себя что будет делать – найдет любой способ, извернётся, но убьет ее. Даже если сам окажется на месте рыжей, все равно убьет. Парень понимал, что церемониться с ним, как с Катериной не будут. Немцы считали ее хрупкой девушкой, боялись перегнуть палку и убить ненароком. Она была единственной ниточкой, ведущей к русским шпионам в Германии.

Белый снег у входа в подвал был залит кровью. Полковник Фридрих Раух был убит, как жил, по мнению Ронева. Бесславно и низко.

Допрос. ч.1

Кап. Кап. Кап.

С ума это не сводит. Над моим сознанием с детства работали, над моим сознанием с детства издевались. Линейкой по пальцам за четверку в дневнике, за любую, самую маленькую провинность. У деда была тяжелая рука и гулкий голос, от которого вздрагиваешь. И почему, интересно, я все-таки люблю их? До сих пор. Может благодарна за то, что они воспитали именно такое? Желали сделать идеальную коммунистку, а по иронии судьбы мне пришлось стать безупречной немкой. 

Кап. Кап. Кап.

Хуже сирены, ей богу. Уж лучше бы выла эта поганая. Я лежу на спине и стараюсь разглядеть потолок в темноте. Я всего лишь пешка в этой большой игре и даже не дослужилась до слона или коня. Не последняя, легко заменима и после нее пришлют следующего. Потом еще одного. Людей у правительства всегда в избытке. Отвратительно.

Кап. Кап. Кап.

Я приподнимаю было голову, но снова роняю на холодный бетон. Уже три дня я находилась в одиночестве. Не было Рауха, не было Степы – никого. Один раз принесли еду и на этом весь мой контакт с внешним миром закончился. Что ж, это давало некую фору – маленькими крупицами я собирала себя заново, используя все, что было под рукой. Сначала маленькая пакость, которых даже духами не назвать, была наглым образом энергетически пожрана.  Потом, скрепя зубами от отвращения, принялась тянутся к Падальщикам. Энергии было вокруг пруд пруди, но вся сплошь черная, чуть ли не некротическая и противная до тошноты. Выбирать не приходилось. Мне нужны были силы и если немцы решили устроить мне небольшую передышку, то с их стороны это крайне необдуманное решение. Узники при таком раскладе обычно теряют всякую волю, но у меня в этой партии до сих пор оставались козыри. Пусть я и решила, что козыри потеряны. Минус у всего этого один – на ноги нацепили тяжеленые кандалы, которые ужасно натирают лодыжки. Даже подниматься не дают, да мне этого и не хочется. 

Хочется умереть.