Все присутствующие внимательно следили за ним. Гутман извлек на свет божий какой–то конверт, подбросил его на руке и кинул Спейду. Тот не успел отреагировать, и конверт, ударившись ему в грудь, упал на колени. Спейд неторопливо поднял его, распечатал и достал изнутри новенькие тысячедолларовые банкноты. Ровно десять штук. С мягкой улыбкой он поднял голову.
— Мы, кажется, договаривались о несколько большей сумме.
— Да, сэр, договаривались, — согласился Гутман. — Но разговоры — одно, а дело — другое. Теперь плата возросла. — Он засмеялся, колыхаясь всем телом, потом посерьезнел и покосился на Кэйро. — В общем, сэр… ситуация изменилась.
Пока Гутман делал свое заявление, Спейд сунул деньги обратно в конверт и самым беззаботным тоном заметил:
— Конечно. Но хотя вас и много, сокол, тем не менее, у меня.
Тут вмешался Кэйро:
— Полагаю, вам не стоит напоминать, мистер Спейд, что вы сами, обладая соколом, целиком находитесь у нас в руках.
Спейд ухмыльнулся.
— Ну, это меня не волнует. — Он положил конверт рядом с собой на софу и обратился к Гутману: — К вопросу о деньгах мы вернемся позже. Существует еще одна деталь, которую надо обсудить в первую очередь. Нам необходим козел отпущения.
Толстяк непонимающе посмотрел на него, захлопал глазами и уже открыл было рот, дабы что–то произнести, как Спейд пояснил:
— Полиции нужна жертва… Человек, на которого они повесят три убийства. Мы…
— Два, только два, мистер Спейд, — перебил его Кэйро. — Вашего партнера, несомненно, прикончил Торсби.
— Хорошо, пусть два. Какая разница? Для полиции и двух достаточно…
— Знаете, сэр, из того, что мы успели выяснить о вас, я вполне могу заключить, что нас такие вещи не должны беспокоить, — заметил Гутман. — Предоставим разбираться с полицией вам самому. Вы не нуждаетесь в нашей неквалифицированной помощи.
— Если вы так считаете, — живо отреагировал Спейд, — значит, вы выяснили недостаточно.
— Не воображайте, что мы поверим, будто вы боитесь полиции или не в состоянии…
Наклонившись вперед, Спейд раздраженно перебил Гутмана:
— Я не боюсь полицейских и знаю, как от них отделаться. Именно это я и пытаюсь вам вдолбить. Лучше всего подбросить им жертву, которую они смогут обвинить в убийствах.
— Ладно, сэр, я допускаю, что такой путь не исключен, но…
— Черт вас раздери! — —воскликнул Спейд. Глаза его горели, лоб покраснел, а синяк на виске сделался багровым. — Я же знаю, что говорю. Это единственный выход. Бывало, я посылал к черту даже членов верховного суда, и мне все сходило с рук, потому что я никогда не забывал о дне расплаты. О дне, когда я должен оказаться впереди всех. Когда я пригоню свою жертву в полицейское управление и заявлю там: «Эх, чурбаны, вот ваш преступник!» И пока такое мне по силам, я могу чихать на все предписания и правила. До сих пор я еще не проигрывал, да и сейчас не проиграю. Не сомневайтесь.
Глаза Гутмана беспокойно блестели, но на лице сохранилось добродушное выражение, и голос звучал вполне спокойно:
— В вашей системе много разумного, ей–богу, много! Если бы удалось применить ее и на сей раз, я бы это только приветствовал. Но, к сожалению, в нашем случае она отпадает. Такое происходит даже с самыми лучшими из систем, и умный человек это прекрасно понимает. Я считаю, что вам достаточно хорошо заплатили за те неприятности, которые могут возникнуть у вас с полицией при отсутствии того самого козла отпущения, но, — Гутман засмеялся и развел руками, — здесь ничего не попишешь. Вы отлично ориентируетесь в любой ситуации и в конце концов сумеете выйти сухим из воды. Вы справитесь, сэр.
Спейд помрачнел, глаза его стали жесткими.
— Повторяю: я знаю, что говорю, — тихо сказал он. — Это мой город, и в нем я диктую условия. Я, конечно, могу справиться один раз. Но в следующий меня схватят за горло так, что я подавлюсь собственными зубами. Вы упорхнете в Нью—Йорк, в Константинополь или куда–нибудь еще, а я останусь тут.
— Но, наверное, вы можете… — начал Кэйро.
— Не могу, — перебил его Спейд. — И не хочу. Послушайте, Гутман, мое предложение устроит всех. Если мы не выдадим полиции козла отпущения, я готов ставить десять против одного, что рано или поздно они пронюхают о соколе. Тогда вам крышка. Швырните им жертву — они прекратят дело.
— Прекратят ли, сэр? — спросил Гутман. — Может, наоборот, активизируются? И потом, вы не думаете, что полицейские махнули на все рукой, и нам лучше не раздувать истории?
— Господи! Вы же ничего не понимаете! Ведь они не слепые, Гутман. Сейчас они просто выжидают. Им прекрасно известно, что я увяз в этом деле по горло. Нет, Гутман, мы обязательно должны предоставить козла отпущения. Другого выхода не существует. Лично я предлагаю сопляка. — Сдерживая себя, Спейд кивнул на застывшего в дверях парнишку. — Разве не он застрелил Торсби и Джакоби? Соберем солидные улики и передадим его полиции.