Игра в ящик

Ромка тряхнул в ответ головой, словно желая тут же на приеме от этой столь важной информации избавиться.

– Так вот, ее сегодня отменили... Отменили, – ни за что не хотел ему это позволить Караулов. Но все равно ушел. Покрутился, походил, на разговор, покоя ему не дававший, так и не смог вызвать Подцепу и урыл. И в самом деле, полный этаж приятных, остроумных собеседников, и Ромке одному гораздо лучше.

Подцепа сидел и перечитывал свой собственный автореферат. В сотый раз, но впервые при этом слышал музыку. Самую настоящую, здесь, в лабораторном корпусе. Откуда-то из-под пола, по диагоналям перекрытия она плыла к Роману лебедями Чайковского. А может быть, это были синицы Моцарта, Гайдна или же Глинки, Ромка не знал, но цифры его расчетов строились под эти, неизвестно как пробравшиеся в лабораторный корпус скрипки.

Звонок из отдела аспирантуры раздался после обеда.

– Ваше письмо готово. Забирайте!

Ромка натянул куртку, схватил свою студенческую папочку на зиппере и побежал.

Заскакивая в вестибюль главного, он услышал, как диктор Гостелерадио чеканит под лестницей в каморке уборщиц:

– ...страдал интерстициальным нефритом, нефроскле розом, вторичной гипертонией, сахарным диабетом, осложнившимся хронической почечной недостаточностью. С февраля 1983 года в связи с прекращением функций почек находился на лечении гемодиализом («искусственная почка»)...

Залетев в отдел, Роман поймал уже оптимистические ноты:

– ...постановил: Первое. Образовать комиссию по организации похорон Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Юрия Владимировича Андропова в следующем составе: товарищ Черненко Константин Устинович (председатель)...

– Вот, – сказала заведующая, подавая Ромке листок, и тут же доверительным, абсолютно несовместимым с ее как будто бы по линейке выверенными губами, явно на отклик напрашивающимся тоном добавила: – Какому человеку Бог не дал, какому человеку...

– Спасибо, – Роман кивнул и выбежал не оборачиваясь.

Он не знал, как работает паспортный стол в пятницу, работает ли вообще, и сегодня, когда «такому человеку Бог не дал», в частности. Но кинулся через институтский садик к фонковской, точно еще открытой проходной. Плевать, он попытается, и ничего его не остановит.

И в самом деле, малоприятный парень Пфецер, аспирант из бесконечно удаленного отделения Открытых способов разработки, лишь на одну секунду придержал Романа на крыльце проходной. Моргая, как болванчик, и глупо озираясь, коллега наглым шепотом поинтересовался:

– Подцепа, ты слышал, какой новый лозунг?

– Да нет. Какой еще такой лозунг?

– Пятилетку в три гроба.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 1:1

ЯЩИК

В автобус Ленка села совершенно случайно. Последние недели она ходила от платформы Быково до ГВЦ Минуглепрома только пешком. Четверть часа по февральским скользким тротуарам, просившим конька и шайбы, вдоль невысоких домиков за рослым зимним сухостоем и порванными раз и навсегда баянами оград. Иногда было ветрено, иногда от невидимой, но неизбывной в особенной, подмосковной таблице Менделеева сырости – зябко, но зато всегда и неизменно грела уверенность, что никого Ленка не встретит. С осени знакомые и незнакомые люди избегали рыжую, а с погружением в доедаемый норным, ночным декабрем зимний тупик восемьдесят третьего Ленка и сама перестала искать встреч. Она даже не готовила теперь. Давно уже никто не заходил к ней, чтобы попросить что-нибудь редкоземельное, рейсфедер или флакончик туши, не стучался, чтоб, получив отказ по существу вопроса, тут же принять встречное предложение продегустировать украинский борщец или простецких макарон по-флотски из пехотной с лейтенантским блеском банки тушенки. Готовить на одно рыло невозможно, а выливать несъеденное в унитаз тошно, и то, чего так опасалась мама Мелехина, на третьем году аспирантуры случилось. Ленка перешла на стол ненумерованный студенческий – килька в томате, хлеб и спитой чай. Иногда колбаса, если зачем-то ездила в Москву, но без нужды, так просто, как когда-то, погулять уже не каталась. Кто-нибудь гордый мог запросто попасться в той же электричке, узнать ее и отвернуться, волны сугробов изучать или мануфактурную готику старых цехов завода имени Подвойского за эмпээсовским двойным окном.