Читаем Игра в классики полностью

— О да, — сказала Талита. — Вы с Ману и правда похожи. Вы оба так здорово умеете говорить про кофе с молоком и про мате, что в конце концов начинаешь понимать — кофе с молоком и мате на самом деле…

— Вот именно, — сказал Оливейра. — На самом деле. То самое, о чем мы говорили раньше. Разница между мной и Ману в том, что мы почти одинаковые. При таком соотношении любое различие вызывает неминуемый катаклизм. Мы друзья? Да, конечно, но я бы не удивился, если бы… Заметь, с тех пор как мы знакомы, могу тебе сказать, да ты сама это знаешь, мы только и делаем, что достаем друг друга. Ему не нравится, что я такой, какой я есть, только я начал выпрямлять гвозди, посмотри, во что он нас втравил, и тебя втянул по ходу дела. Но ему не нравится, что я такой, какой я есть, потому что на самом деле многое из того, что приходит мне в голову, многое из того, что я делаю, как будто уходит у него из-под носа. Он только подумает о чем-нибудь, а тут — раз и готово. Бац, бац, он высовывается в окно, а я уже выпрямляю гвозди.

Талита обернулась и увидела тень Травелера, который слушал, спрятавшись между комодом и окном.

— Да ладно, не надо преувеличивать. — сказала Талита. — Тебе не приходят в голову вещи, которые приходят Ману.

— Например?

— Молоко остынет, — недовольно сказала Хекрептен. — Хочешь, я его подогрею, дорогой?

— Лучше сделай из него флан на завтра, — посоветовал Оливейра. — Продолжай, Талита.

— Не буду, — сказала Талита, вздыхая. — Незачем. Так жарко, мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

Она почувствовала, как доска дрогнула, — это Травелер сел на нее верхом на своем краю у окна. Навалившись на подоконник на уровне груди, Травелер положил на доску соломенную шляпу. Метелочкой из перьев он стал сантиметр за сантиметром подталкивать шляпу вперед.

— Если она чуть сдвинется в сторону, — сказал Травелер, — то наверняка упадет, и поминай как звали.

— Лучше бы мне вернуться домой, — сказала Талита, жалобно глядя на Травелера.

— Но сначала ты должна передать Оливейре мате, — сказал Травелер.

— Уже незачем, — сказал Оливейра. — В любом случае, бросит она пакет или не бросит, результат будет один.

Талита по очереди посмотрела на одного и на другого и не двинулась с места.

— Тебя не поймешь, — сказал Травелер. — Столько усилий, а в результате, что есть мате, что его нету, тебе без разницы.

— Минутная стрелка не стоит на месте, сын мой, — сказал Оливейра. — Ты движешься во временном пространстве со скоростью гусеницы. Подумай, сколько всего произошло за то время, пока ты искал эту видавшую виды солому. Цикл мате закончился впустую, между тем о своем приходе шумно возвестила верная себе Хекрептен, доверху нагруженная исходными материалами для кулинарии. Сейчас мы находимся в секторе кофе с молоком, и тут уж ничего не поделаешь.

— Ну и аргументы, — сказал Травелер.

— Это не аргументы, это совершенные по своей объективности доказательства. Ты склонен к движению в режиме непрерывности, как говорят физики, в то время как я необыкновенно чувствителен к головокружительной переменности существования. В этот самый момент кофе с молоком вторгается, утверждается, владычествует, распространяется и множится в сотнях тысячах домашних очагов. Мате смыто, спрятано, упразднено. Зона времени кофе с молоком покрывает эту часть Американского континента. Подумай о том, что стоит за всем этим и что из этого следует. Заботливые мамаши просвещают своих малолеток насчет молочной диеты, дети собираются в столовой, причем над столом все улыбаются друг другу, а под столом пинают друг друга и щиплются. Словосочетание «кофе с молоком» в этот час означает перемену, приятное ощущение того, что все движется к концу рабочего дня и пора подвести итог, что хорошего было сделано за день и что получит за это предъявитель сего, это время случайных ситуаций, смутных предвестников того, что шесть часов вечера, этот ужасный момент, когда в двери повернется ключ и надо будет нестись на автобус, обретает зримые до грубости очертания. В этот час почти никто не занимается любовью, всегда только до или после. В этот час думают только о душе (который мы принимаем только в пять часов), и все начинают потихоньку пережевывать планы на вечер, то есть что идти смотреть, Паулину Сингерман или Токо Тарантола[500] (пока не решили, время еще есть). Что общего у всего этого с часом, когда пьют мате? Я не говорю о мате, который пьют кое-как, вместе с кофе с молоком, я говорю о настоящем мате, который я любил, который пьют в определенный час, в самую стужу. Вот чего, как мне кажется, ты как следует не понимаешь.

— А портниха просто мошенница, — сказала Хекрептен. — Ты шьешь у портнихи, Талита?

— Нет, — сказала Талита. — Я сама немного умею кроить и шить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее