Игра в классики

Из окна своей комнаты на втором этаже Оливейра видел дворик с фонтаном, струю воды, классики, начерченные номером 8, три дерева, в тени которых среди травы была разбита клумба с геранью, и высокую глинобитную стену, которая закрывала здание со стороны улицы. Почти каждый вечер номер 8 играл в классики, он был непобедим, номер 4 и номер 19 хотели перехватить у него Небо, но все было напрасно, нога номера 8 точно попадала в цель, била в десятку, его бита всегда оказывалась в самой благоприятной позиции, это было великолепно. По ночам классики слабо светились, и Оливейре нравилось смотреть на них в окно. У себя в постели, под действием кубика гипнозала, номер 8 спит, должно быть, как цапля, поджав под себя одну ногу, мысленно перебрасывая биту короткими и точными толчками, чтобы добраться до Неба, которое скорее всего разочарует его, как только он его завоюет. «Ты невыносимый романтик, — подумал про себя Оливейра, потягивая мате. — Не пора ли подумать о розовой пижаме?» На столе лежало письмецо от безутешной Хекрептен, что же это такое, тебе можно уходить только по субботам, но это же не жизнь, дорогой, мне не выдержать столько времени одной, если бы ты видел, какой стала наша комнатка. Оливейра поставил мате на подоконник, достал из кармана авторучку и стал писать ответ. Во-первых, есть такая вещь, как телефон (далее следовал номер); во-вторых, они здесь очень заняты, впрочем, реорганизация не займет больше двух недель, после чего они смогут видеться кроме субботы и воскресенья еще и по средам. В-третьих, у него закончился мате. «Пишу как из тюрьмы», — подумал он, ставя подпись. Уже около одиннадцати, скоро Травелер придет его будить, он дежурит на третьем этаже. Потягивая мате, он перечитал письмо и запечатал конверт. Он предпочитал писать, телефон в руках Хекрептен был инструментом ненадежным, она не понимала ничего из того, что он пытался ей объяснить.

Слева во флигеле, где помещалась аптека, погас свет. Талита вышла в патио, заперла дверь на ключ (он хорошо видел ее при свете теплого звездного неба) и нерешительно подошла к фонтану. Оливейра тихо свистнул, но Талита неотрывно смотрела на струю воды, потом подставила палец и немного подержала его в воде. Потом она прошла через двор, ступая как попало на клетки классиков, и Оливейра потерял ее из виду. Все это было немного похоже на картины Леоноры Каррингтон:[542] ночь, Талита и классики, она идет по ним, не замечая, струя воды в фонтане. Когда появилась фигура в розовом, взявшаяся неведомо откуда, и медленно приблизилась к классикам, не осмеливаясь ступить на них, Оливейре показалось, что все вернулось на свои места, что сейчас некто в розовом выберет плоский камешек из горки, которую номер 8 аккуратно сложил рядом с клумбой, и потом Мага, а это была Мага, подожмет левую ногу и носком ноги отправит биту в первый квадрат классиков. Сверху ему были видны волосы Маги, ее плечи и как она взмахнула руками, стараясь удержать равновесие, когда прыгнула в первый квадрат и подтолкнула биту во второй (Оливейра дрогнул, бита чуть не вылетела из классиков, неплотно пригнанные плитки удержали ее у самого края второго квадрата), она осторожно переместилась в следующую клетку и на секунду застыла неподвижно, похожая в полумраке на розового фламинго, а потом постепенно приблизилась к камешку, прикинув расстояние до третьего квадрата.

Талита подняла голову и увидела в окне Оливейру. Она не сразу узнала его и закачалась, стоя на одной ноге, будто цепляясь за воздух. С разочарованием и иронией понял Оливейра свою ошибку, увидел, что розовое — это не розовое, что на Талите пепельно-серая блузка, а юбка, кажется, белая. Все объяснялось (как говорят в таких случаях) очень просто: Талита прошла по классикам и сразу же вернулась, ей захотелось поиграть, и этого секундного разрыва между ее исчезновением и вторичным появлением оказалось достаточно, чтобы он обманулся, как той ночью на носу корабля и как в другие ночи. Он вяло ответил на приветствие Талиты, которая опять опустила голову и сосредоточилась, рассчитывая следующий шаг, бита с силой вылетела из второго квадрата и оказалась в третьем, встала на ребро и выкатилась из классиков, остановившись за одну-две плитки от клеток.

— Тебе надо побольше тренироваться, — сказал Оливейра. — Если ты хочешь выигрывать, как номер восемь.

— Что ты здесь делаешь?

— Жарко. Смена караула в половине двенадцатого. Опять же письма.

— А-а, — сказала Талита. — Какая ночь.

— Магическая, — сказал Оливейра; Талита усмехнулась и скрылась в дверях. Оливейра слышал, как она поднялась по лестнице, прошла мимо его комнаты (а может, она поднялась на лифте) и пошла на третий этаж. «Что и говорить, она на нее здорово похожа, — подумал он. — Ошибка потому и произошла, и еще потому, что я кретин». Но он все равно еще какое-то время смотрел во двор, на пустые классики, будто желая в чем-то убедиться. В десять минут двенадцатого пришел Травелер передать ему дежурство. Номер 5 довольно беспокоен, сказать доктору Овехеро, если ему станет хуже; остальные спят.