Игра в классики

Взломать коросту на мозгах… Как виделось Сеферино все то, о чем он писал? Какая сияющая (или не сияющая) реальность питала его видения, в которых полярные медведи разгуливали по мраморным подмосткам среди кустов Жасмина? Или вороны, которые гнездились на угольном склоне с черным тюльпаном на вершине… И почему «крашенные черным», «крашенные белым»? Почему не «окрашенные в черный», «окрашенные в белый»? И вот еще, что значит «крашенный желтым или просто желтый»? Что это за цвета, которых ни с какой марихуаной не увидишь, ни Мишо-хуаной, ни с Хаксли-хуаной? Пояснения Сеферино, пригодные разве только для того, чтобы запутаться еще больше (если это можно назвать пригодным), не слишком многословны. Но все-таки:

Об упоминавшемся уже цвете пампы: цвет пампы — это любой цвет, который переменчивый или который состоит из двух и более красок.

И еще одно пояснение, чрезвычайно необходимое:

Об упомянутых и уже упоминавшихся агентах всех родов по видам: кои агенты должны быть Губернаторами, чтоб при их посредстве не прекращались бы в мире никакие рода всех видов; и чтобы рода всех видов, внутри своего класса, не пересекались бы, так чтоб один класс с другим, или чтоб один тип с другим, или чтоб одна раса с другой, или чтоб цвет одного вида с цветом другого вида и т. д.

Пуританин и расист, Сеферино Пирис! Космос чистых цветов, мондрианство в крайней степени! Опасный Сеферино Пирис, того и гляди, он станет кандидатом в депутаты, а может быть, и президентом! Будь настороже, Восточная Республика[820]! Еще рюмка каньи перед тем, как уснуть, пока Сефе, опьяневший от красок, выдавал последнюю поэму, похожую на огромное полотно Энсора, представлявшее все, что только можно представить, в масках и антимасках. Неожиданно в его систему ворвался милитаризм, и надо было видеть это соединение макаронического[821] с трисмегистическим[822], присущее уругвайскому философу. Так вот: