Игра в смерть

— Уголь и есть древесина! — сказал я. — Точнее, он был ею за миллионы лет до нашей эры.

— Правильно, — кивнул за окно дед. — Их бы ты и увидел, сидя тогда на этом самом месте. Огромные деревья. Болота. Все эти миллионы лет тому назад.

Он поднял пластину, покачал на весу.

— А как тебе это?

На стол легла еще одна черная окаменелость. Закрученная спиралью морская раковина.

— Попробуй угадать.

— Какое-то животное? Что-то, жившее одновременно с теми деревьями?

— Верно. Аммонит. Это остатки его ракушки, а само существо жило внутри, прямо как улитка или рак-отшельник. Я вынес его из шахты, как и уголек со следами коры.

Я взвесил раковину на ладони, поднес к глазам.

— Вся штука в том, — добавил дед, — что они морские обитатели.

В моем воображении аммонит, судорожно петляя, полз по песчаному дну, волок на себе раковину.

— Давным-давно море вторглось сюда, затопило все и повалило деревья. Шло время, и на дне возник слой осадочной породы, который потом окаменел… Земля тряслась, извергая лаву, слой камня постоянно рос и со временем все сильнее начал давить на древние деревья и остатки живности… Время шло себе, шло, и через много-много лет превратило их в уголь. — Дед тихо рассмеялся. — Но ты и так об этом знаешь, да? В школе рассказывали?

Я кивнул, и дед удовлетворенно хмыкнул:

— Когда мы неслись в своей клети ко дну шахты, нам казалось, что мы летим сквозь само время. Миллионы лет — всего за минуту. Шахтеры. Путешественники во времени…

Дед погладил ладонью разворот моей тетради.

— Опрятный почерк. И ответы все верные, даже не сомневаюсь. Тебя ждет большое будущее, внучек.

Я опять уставился за окно, представляя себе, как море затапливает кишащие жизнью леса с высокими деревьями, луга и болота, — но, моргнув, увидел привычный пустырь за плотной пеленой дождя.

— Странное дело, — сказал дед. — Свет и солнечное тепло позволили этим деревьям вырасти. Потом они миллионы лет провели в кромешной тьме, глубоко под землей, сами черные как смоль. Наконец пришли мы и подняли их на поверхность. И ради чего? Ради тепла и света, которые дает нам уголь…

Дед дотронулся до отпечатка коры:

— Эта вещица темнее самой темной ночи, но хранит в себе жар и свет древнего солнца.

Он усмехнулся, двигая окаменевшую раковину по столу, будто та еще была живая. Придавил ею исписанную страницу.

— Это тебе, — сказал он. — И кора тоже.

Ее дед уложил поверх раскрытого учебника.

— Подарок путешественника во времени, — добавил он и с тихим смехом потрепал меня по плечу. — Вручаю тебе свои рассказы и свои сокровища. Уже скоро совсем ничего не останется…

Аммонита я осторожно опустил в карман, пообещав себе отныне никогда с ним не расставаться. Подаренное дедом сокровище. Свидетель далекого, темного прошлого.

Одиннадцать

— Ты только глянь… — обронила мама.

Стоял погожий субботний день, ярко светило солнце. Мама задержалась у распахнутого окна, чтобы вдохнуть приятную свежесть легкого ветерка.

— Что там? — спросил я.

— Иди посмотри.

Я подошел и встал рядом:

— Где?

Мама приобняла меня за плечо:

— Вон там, видишь?

По нашей улице ковылял отец Эскью. Качаясь из стороны в сторону, он медленно приближался, цепляясь для верности за садовые ограды. То и дело Эскью-старший замирал на месте и с низко опущенной головой глубоко затягивался сигаретой.

— Поди сюда! — заорал он в пространство. — Бегом ко мне, быстро!

— Да он же в стельку пьян! — ахнула мама.

Мужчина опять качнулся, едва не завалился на спину, но успел вцепиться в наш забор.

— Сюда, я тебе сказал!

— Это Джек Эскью, — вздохнула мама. — Опять накачался…

Вскоре показался и Эскью-младший. Низко опустив голову, он плелся навстречу отцу со стороны реки; тот, в свою очередь, подгонял сына, сопровождая окрики хмельными взмахами руки. Там был и Джакс — пес тащился вслед за Джоном, медленно переставляя лапы.

— Шевелись!

Стоило Эскью достичь забора, как мужчина обхватил сына за шею, подтянул к себе. Мы с мамой глядели во все глаза: зубы оскалены, изо рта брызжет слюна, красное лицо перекошено. Он прорычал что-то на ухо Эскью; тот потупил взгляд и, опустив плечи, попытался вывернуться, но отец не позволил и одной оплеухой вернул сына на место. Он что-то зашептал ему, все крепче сжимая загривок Эскью, смеясь и фыркая. А потом убрал руку и, чуть не завалившись назад, все же выпрямился, не без помощи забора. Откашлялся, сплюнул, закурил сигарету и, пошатываясь, двинулся дальше.

— И заруби это на своем носу! — выкрикнул Эскью-старший и повернулся к домам за оградами. — А вы на что уставились, а? Хватит пялиться!

Мы с мамой дружно отступили в глубь комнаты. Раскачиваясь на месте, мужчина продолжал обводить взглядом окна окрестных домов. Из приоткрытого рта струился табачный дым.

— Подумать только… — сказала мама. — Вообрази, каково это — жить вместе с подобным человеком и изо дня в день терпеть его выходки…

Я кивнул в ответ, чувствуя, как теплая мамина ладонь гладит мое плечо.

— Нужно быть таким сильным… — сказала она.

— Или притворяться сильным, — добавил я.

— Верно… Или притворяться.