Игра в смерть

Очнулся я, лежа на сыром земляном полу. Щеку будто лед сковал, руки-ноги одеревенели и ныли тупой болью. Догорала последняя из зажженных нами свечей — холодное, тусклое марево. Со стены на меня злобно смотрел нарисованный Эскью демон. Ни звука. Я поерзал на полу, перевернулся набок, уселся прямо, размял веки и потряс головой. В памяти — ничего, только тьма и пустота. Боль в непослушных костях. В вялых мышцах. На четвереньках я пополз к ступеням, вытянул руку к дверной створке, чтобы отбросить ее в сторону. И только тогда их услышал — перешептывания и смешки тонкими, срывающимися голосами. Я таращился в темноту, но не видел ничего, кроме кучки костей, настенных рисунков, выцарапанных надписей.

Я потер глаза ладонями.

— Кто здесь? — прошептал я.

Они захихикали пуще прежнего.

Я опять потер глаза, прищурился — и лишь тогда увидел насмешников. Тощие тельца в мерцании свечи. Они сутулились по темным углам, куда не дотягивался свет, сливались со стенами. Я, как мог, старался получше их разглядеть, но они сразу тускнели, изворачиваясь и меняя очертания. И все же я видел их вытаращенные глаза и лоснящуюся чумазую кожу, слышал их писклявые смешки и понимал, что они тут, со мной, дети-шахтеры из далекого прошлого, — в глубине, в темноте логова Эскью. Вот только задержаться они не пожелали и мало-помалу померкли, растворяясь во тьме, оставили меня в одиночестве.

Я отодвинул створку двери, выбрался наружу. Меня дождались только Эскью, сидящий на корточках лицом к реке, пес Джакс рядом с ним, — и Элли, которая, растянувшись на траве, покусывала свой большой палец.

Эскью уставился на меня так, будто видел впервые.

— Ну и как? — спросил он.

Говорить я не был способен. Помотал головой, вперил в него ответный взгляд.

— Ты видел, — определил он.

Я отвернулся.

— Ты видел, Кит Уотсон, — повторил он. — И отныне, однажды заметив, ты будешь видеть всё больше и больше.

Ковыляя, я подобрался к Элли. Она поднялась с травы, взяла меня за руку, заглянула в лицо. В ее глазах я прочел тревогу, желание защитить меня. Оставив Эскью позади, мы вместе зашагали через пустырь.

— Господи боже, Кит, — сказала она. — Я уж решила, ты никогда не вылезешь.

Я еще не успел обрести дар речи.

— Кит, — тормошила она. — Кит, дружочек… Мистер Уотсон?

Мы шли всё дальше. Ко мне начали возвращаться силы.

Элли не сводила с меня глаз.

— Кит, — все повторяла она. — Кит!

— Все хорошо, — прошептал я наконец. — Я в порядке.

— О чем он болтал? — тут же переспросила Элли. — Что такого ты мог там увидеть?

Я окинул взглядом пустырь перед рудником. Сощурившись, я опять их увидел — тощие силуэты на периферии зрения, скользящие в уголках моих глаз. Я вновь услышал их хихиканье, шепотки.

— Я придушу его, — пообещала Элли. — Чертов дикарь.

Она заставила меня остановиться. Под лучами заходящего солнца мы стояли на густом травяном ковре.

— Давай же, — взмолилась она. — Постарайся и соберись.

Я вдохнул поглубже, потом еще раз, покачал головой и попытался изобразить улыбку.

— Ты… — сказала Элли. — Ты с ума меня сведешь. Все твои беды — из-за детской наивности.

Она крепче сжала мою руку, и мы продолжили путь. Подвела меня к калитке перед домом и всю дорогу продолжала повторять:

— Кит… Ну, ты даешь. Кит…

Я повернулся, обвел пустырь взглядом.

— Ты их видишь? — шепотом спросил я.

— Вижу? Кого? — заглянула мне в глаза Элли. — Кит, старина… Кого «их»?

Я всмотрелся опять — ничего примечательного. Обычный мир, обычные дети, играющие на обычном окраинном пустыре. Маленькие шахтеры исчезли, будто их и не бывало.

— Никого, — прошептал я. — Так, ерунда. Мне уже лучше.

Тряхнув головой, я плотно сомкнул веки. Неужто пригрезилось?

— Я не притворялся…

— Знаю, Кит. Сразу было понятно.

В окне я заметил мамин силуэт. Она не сводила с нас взгляда.

— Мне пора.

— Когда-нибудь расскажешь, ладно?

— Да, Элли. Расскажу, каково это — умереть в подземелье.

У калитки мы распрощались.

— Увидимся завтра, Кит, — пообещала Элли, не трогаясь с места. — Это все-таки произошло, правда?

Я кивнул, не оборачиваясь.

— Ты… — лепетала Элли мне вслед. — Ты…

Я вошел в дом.

— Где пропадал? — поинтересовалась мама.

— Бродили вдоль реки вместе с Элли.

Мама усмехнулась.

— А что, девчонка не промах! — сказала она.

Присев за стол, я начал трудиться вилкой, заправлять в рот какую-то снедь. И при этом не отводил глаз от окна, за которым детвора Стонигейта устроила шумные игры меж цепочкой окраинных домов и рекою.

Дед так внимательно и пристально меня рассматривал, словно я был пятном на обоях.

Тринадцать

Солнце заливало школьный кабинет ласковыми, теплыми лучами, и Буш-Объелась-Груш зачитывала вслух мой новый рассказ, не забывая улыбаться направо и налево. Я сидел с низко опущенным лицом, по которому медленно растекался румянец.

— Это чудесно, Кристофер, — похвалила учительница, добравшись до конца и опустив стопку листов на стол перед собой.