— Что это? — наместник, судорожно сглотнул. Его явственно начинало мутить.
— Это у них называется причащаться — коротко бросил внимательно наблюдающий за происходящим посланник.
— И кто это? Откуда взялось это чудовище?
— До того как его раздуло, известно только, что окрутил малолетнюю дочь своих благодетелей, которую он, кстати, тоже называл своей дочкой. Его пригласили преподавать ей софистику. Обрюхатил. Она родила, сбежала от него и бросила ребёнка на попечение родителей. Когда родители обесчещенного дитя, попытались обратиться в гражданский суд, подлец залез в катакомбы. Там что-то подхватил и, вот, распух. Несчастные считают, что это он наполнился святым духом.
— И как же такую тушу затащили так высоко?
— Перекинули канаты, привязали его с другой стороны, так и вытянули. Еду и воду он поднимает вверх на верёвках, исходящий из него «святой дух» Мразогорий отдаёт вниз, как Вы уже видели.
— И что он там делает?
— У них это называется — утверждать истину. Они повсеместно сажают самых своих жутких уродов на наши триумфальные колонны, предварительно сбросив статуи богов и героев, (они эти колонны называют — столпы) с которых те проклинают горожан и призывают на них беды. Что Вы можете сами видеть.
— Хватит, с эти пора кончать — заключил наместник, брезгливо отвернувшись от этого ужаса.
— Проклинаю, проклинаю, всех их проклинаю! — раздался дикий вой с вершины столба. — Гиена им огненная! Они жрали, пили, наслаждались жизнью, любили, а всё это ведь за наш счёт! Всё это за нашу бессмертную душу. Они тысячелетия жируют за наш счёт. Они, они виновны в наших грехах, только они!
Толпа многоголосо завыла. Многие, первых же звуках с колонны, упали и забились в судорогах. Другие, стоя на коленях, рыдали, тряслись, как в лихорадке, или раскачивались в трансе, словно, сонамбулы.
Жирный урод, заводясь, всё больше и больше, орал и орал, мелко трясясь жирными складками своих распухших телес, грозя куда-то в сторону города:
— Вы все живёте за счёт спасения наших душ. Вы слишком долго, несколько столетий решали свои проблемы за наш счёт, за счёт спасения наших душ. Ваши бани, гимназии, знания и свобода веры в разных Богов обрушила на нас, ни в чём ни повинных чад божьих, немыслимые муки соблазна. Вся ваша свобода, это свобода от усовещивания вас, грешников, с нашей стороны. Вы обрушили на нас немыслимые муки существования в вашей религиозной культуре, где мы зрим непобедимость вашего греха в сражение с нами, истинно верующими. От вас на нас, истинных чад божьих, наползает шизофрения от ненависти к Богу, который кажется извергом и садистом. Всё это сделали именно вы! Вы физически и духовно убили тысячи людей, так и не успевших понять, что наша вера, это совсем не то, что получилось, после наступления на неё, вашей философии и образа жизни! И нам это надоело! Вы все умрёте! Есть, есть наш Бог! Болезнь, мор — то бич божий. Вы все умрёте, все. Но и после смерти гореть вам в огненном озере. Вечно вам мучиться, а мы попадём на небо.
Жирный урод, продолжая сыпать проклятия, стал, заходясь в лихорадочном кашле, чесать своё покрытое обильными хрупкими подсохшими струпьями тело. Скоро вокруг него поднялось лёгкое белое облачко обильно начёсанных им мельчайших частиц его поражённый проказой плоти, которую ветер уносил куда-то в сторону городских кварталов.
— Вот вам, вот вам, вот, вот, получайте! За всё ответите, настигнет вас мор — кара божия…. — орал, уже повсеместно кровоточащий, опухший проповедник, под сумасшедшие визги беснующейся под ним толпы.
— Начинайте как можно быстрей. Я одобряю любые действия, которые Вы сочтёте необходимыми — бросил наместник, с огромным облегчением, покидая площадь.
Глава 13. Столб и утверждение истины (II)
Посланник поклонился и заверил, что уже всё готово и через пару часов он готов начать операцию.
Через некоторое время наместник, облаченный в украшенные орлами имперские доспехи, жалеющий только об одном, что всего лишь обтёрся уксусом, а не принял из него ванну, двигался верхом к площади позади строя солдат.
Солдаты уколами своих копий и ударами древков гнали со сходящихся к рыночной площади улиц на площадь всех встреченных ими на улицах уродов, калек и прочих подозрительных элементов. Сопротивление несчастные практически не оказывали, покорно бежали, ковыляли или ползли перед строем, лишь вскрикивая от ударов и ноя какие-то гнусавые заклинания.
Скоро вокруг колоны, где наверху неиствовал Мразогорий, спрессовалась плотная масса напуганных людей со всех сторон окружённая войсками. Они, впав в какой-то ступор, покорно пели что-то приторно жалостливое, иногда становясь на колени, и как-то странно размахивая в направление солдат руками.
— Что дальше? — спросил наместник, с недоумением наблюдая, как-то там то здесь, что-то быстро шепчущие, несчастные, выставляли в его сторону свои крестообразные палки.
— Откроим улицу, ведущую на скотный рынок, он огорожен стеной и там есть множество загонов. Пока разместим их там, отсортируем, ну а потом — игры — деловито ответил посланник.