Игра в Тарот

— Да, это так. Страх смерти вызвал что-то вроде всеобщего помешательства. Не многие твёрды перед её лицом. Идёт массовое обращение в их веру. До их суеверия нам нет никакого дела, но это раздувает эпидемию. Это надо прекратить, а прекратить это можно только жесточайшим и показательным преследованием изуверов.

— Значит цирк? — сурово нахмурился наместник.

— В Риме уже объявлены игры. Их будут истреблять в назидание народу.

— И это поможет?

— Надо обозначить источник угрозы, уничтожить его и отвратить от него граждан. Лучше всего это могут сделать массовые казни в виде игр. При этом их желательно сжигать или скармливать зверям, чтобы потом не надо было бы возиться с трупами. Распятие долго сохраняет тело, его после надо хоронить, и, следовательно, возникает контакт.

— И вы посланы организовать это?

— Да. Вы изучили мои верительные грамоты?

— Ваши бумаги в полном порядке, но в греческих полисах не принято такое. Забавы Рима здесь могут быть не так поняты. Боюсь, к несчастным может возникнуть симпатия.

— Но не можем же мы их просто отлавливать и сжигать?

— Почему нет?

— Закон. Мы должны служить закону. Нам предстоит убивать людей без формально доказанной вины, а это позволено делать только в виде игр.

— А нельзя ли их просто изолировать в их катакомбах?

— Конечно. Так и сделаем. Завалим входы. Их таборы на поверхности сожжём. Но, они уже вышли из них. Болезнь повсюду. Надо уничтожить заболевших и тех в ком она уже поселилась, но пока ещё не проявилась. А тут критерий один — принял их веру, значит, есть риск заражения — на игры.

— А это правда, что пожар в Риме стал следствием попытки сжёчь их места обитания?

— Да, при этом Вы должны понять — они неистовы. Они настоящие фанатики. На попытку очистить огнём места их стойбищ, они ответили поджогами по всему городу.

Наместник сидел в глубокой задумчивости. Его собеседник терпеливо ждал, стоя твёрдо и прямо. В его коренастой широкоплечей фигуре угадывался в недавнем прошлом опытный солдат.

Наконец наместник очнулся, и, нахмурившись, заключил:

— Хотя Ваши верительные грамоты предписывают мне содействовать Вашей миссии, но… скажите, это действительно единственно возможное решение? Поймите, я подчинюсь и окажу Вам необходимое содействие, но это греческий полис. Тут другие нравы, другие люди. Что если меры приемлемые в Риме здесь вызовут ещё большее напряжение? Неужели нет другого выхода?

— Что Вас беспокоит? В чём суть Ваших сомнений? — вежливо спросил посланец Рима.

— Действительно ли эти люди настолько невменяемы, что их можно только сжигать и травить зверьми? Неужели им нельзя объяснить, вразумить, договориться? — наместник поднялся и твёрдо смотрел в глаза посланцу.

Посланник криво усмехнулся:

— Вы их видели?

— Нет.

— Ну, так что Вам мешает увидеть всё это? Желаете, я и мои люди организуем Вам интересную экскурсию?

— Но, ведь Вы же сами говорили, что контакты с ними опасны.

— А что делать? Как можно принять решение, не исследовав проблему? Это Ваш долг, как должностного лица. К тому же можно наблюдать их со стороны, не приближаясь вплотную. Ну, и мы после посещения их мест обрабатывает обувь и тело уксусом, одежду вывариваем. Как видите, существуют вполне действенные меры, понижающие риск заражения.

Скоро наместник, облачившись с ног до головы в дёрюгу, чтобы не вызвать ненависть со стороны больных фанатиков (приблизиться и ударить побояться, но всего оплюют, как объяснил посланник) в сопровождение широкоплечих ребят, с крепкими посохами в руках, и со скрытыми под широкими дерюгами мечами, направился к старому рынку, где уже несколько недель гудел вылезший из катакомб огромный табор.

Расчерченный ровными линиями город, обычно чистый и наполненный людьми, теперь был пуст и грязен. Всюду валялся мусор и нечистот. Ужасная эпидемия прервала обычно невидимую каждодневную работу по уборке улиц и площадей, и город стремительно размывался бесформенными горами отходов и рваными облаками удушливого дыма. Кое-где редкие кучки граждан пытались хоть как-то очистить пространство рядом со своими домами, сгребали мусор и сжигали его, отчего и был кругом этот раздражающий дым.

По мере приближения к старой рыночной площади мусора становилось всё больше. Стали попадаться и люди. Это были не испуганные городские обыватели, жавшиеся к своим домам, а одетые в грязные лохмотья, беспорядочно бродящие по улицам и копающиеся в кучах мусора, неопрятные бродяги.

Скоро их стало так много, что появились какие-то не то их таборы, не то стойбища — несколько воткнутых в землю палок, на которых трепыхались рваные тряпки, а под ними копошились, иногда сидя, но чаще лёжа, похожие на кули обитатели, завёрнутые в пёстрые лохмотья, так что казалось — ожили и задвигались мусор и грязь.

На подходах к площади бродяг были уже толпы. Небольшой отряд буквально продирался сквозь грязную, вонючую толпу, с трудом лавируя между многочисленными беспорядочными стойбищами, расположившимися на широкой улице в полном хаосе.