Игра во всё

Встречались в Октябрьске и хулиганы очень серьезные. Они в самые юные мои годы не были для меня такими заметными и значительными. Но это тогда, когда я учился в третьем, четвертом, пятом, шестом классе. А потом старше стал, и серьезность местных хулиганов резко возросла. Вот это вечернее развлечение октябрьских подростков и ребят постарше: городские танцы. По популярности можно сравнить только с кино. Кино посмотрел, а потом – на танцы. И там не только с девушкой пройтись, что называется, «в туре твиста», но еще и драки. И танцы – городское вечернее развлечение, и далеко не кинематографический мордобой. Не каждый день, но часто. Причем очень жестокий. Из-за всего: к девушке не к той подошел, сказал что-то кому-то не так, одет слишком прилично, просто лицо твое не понравилось. Придраться могли ко всему. Зачастую драка, возникавшая неизвестно из-за чего, из мелкой стычки переходила в массовую потасовку. Шли в ход цепи, лопаты. Парни с кастетами и на мотоциклах. Рубилово будь здоров какое. Но, спрашивается, зачем? Откуда такая жестокость? Из-за этого на такие «танцы» не мог ходить. «Танцевать» с цепями и кулаками не хотел. Меня из-за такого моего «странного» поведения всерьез не воспринимали. Ну этот, мол, так, какой-то непонятный чувак, мы его и не учитываем даже. И только потом, когда поступил в Институт культуры в Куйбышеве (нынешняя Самара), приезжал на каникулы в Октябрьск, ходил с друзьями на танцы. А в восьмом, девятом, десятом классе за несколько кварталов обходил. Жестокости и тогда не понимал, и теперь не понимаю. Кого-нибудь из ребят, какие были непрочь кулаками помахать, спрашиваю: «Ну вот ты его ударишь, а он тебя. И что дальше?» – «А чего? – говорит. – Чего такого? Это ж норма». Я говорю: «Какая норма? Как это может быть? В книгах это не написано». – «Да какие книги! Брось ты! Книги еще какие-то. Ты ему разок дал по сопатке, а он тебе. А потом ты ему еще раз. Вот это по-нашему!»

И сексуальное воспитание. Оно тоже «по-нашему», по-советски, то есть никакое. Главным источником информации в области взаимоотношения полов являлся родной двор. Мама подсовывала популярные брошюрки о том, что юному человеку можно делать в период полового созревания, а что ни в коем случае делать не следует. Все это излагалось в этих брошюрах каким-то идиотским языком и не имело никакого отношения к реальной жизни. Если человек в его юном возрасте не будет заниматься тем, что категорически запрещалось в этих брошюрах, то просто сойдет с ума.

Другое дело ребята постарше, знавшие, что к чему. Рассказы их были такими захватывающими, так много было в них всего замечательного и «запретного», что высокого класса чувственные грезы тревожили сон октябрьского школьника. А если еще в кино показывали Клаудию Кардинале в фильме с Жераром Филиппом «Фанфан-тюльпан», или Мишель Мерсье в «Маркизе – королеве ангелов», или Марину Влади в «Колдунье», или Мэрилин Монро в «Джазе только девушки», то тут уж хоть не просыпайся. У меня вся стена в моей комнате была увешана фотографиями актрис. Актеры тоже были, но приколотых кнопками к стене фото актрис – процентов девяносто; и кадры из фильмом с участием самых любимых и сексуальных звезд отечественного мирового кинематографа. Из наших, пожалуй, самая красивая и обаятельная Жанна Болотова и еще Наталья Варлей в «Кавказской пленнице»… И вот эти ребята, которые постарше, всё очень доходчиво объясняли ребятам, какие помладше. Как человечество воспроизводит само себя. Оказывается, человечество как биологический вид, чтобы не исчезнуть, совершает сотни миллионов половых сношений в день. Четкими и ясными словами назывались все физиологические механизмы и части человеческого тела, которые являются главными в процессе любви и, как результат, зарождении новой жизни. На ту же тему наш художник Саня Карандаев картинки рисовал. Он был творцом не только цветных киноафиш, но еще и эротических картинок. Ни одной у меня не сохранилось, но хорошо помню, что эротика этих картинок была на очень высоком уровне. Саня был разносторонний мастер кисти и карандаша.

Естественный интерес к обнаженному женскому телу обратил меня к шедеврам мирового изобразительного искусства. У нас дома был большой альбом в твердом переплете – Лувр. Я десятки раз листал его, произнося вслух имена художников, тщательно разглядывая иллюстрации и поражаясь разнообразию изображенных женщин. В конце концов я, помимо женщин, стал внимательно рассматривать картины Иеронима Босха. И вскоре понял, что еще немного – и у меня, как теперь говорят, башня поедет от всего громадного и страшного изобилия сюжетов и деталей, которые создал этот великий нидерландский живописец. Недаром же Босха считают «одним из самых загадочных живописцев в западном искусстве». Быть может, он был основателем, режиссером и исполнителем главной роли в своем собственном «театре абсурда».