Они осторожно собрали останки и попробовали старым охотничьим ножом выкопать небольшую ямку. Заглубиться удалось сантиметров на пятнадцать, дальше земля вперемешку с камнями не поддавалась — мерзлый грунт еще не оттаял.
— Что будем делать? — очистив нож от земли, спросил Ботя. — Копать дальше или…
Аполлон Иванович задумался: «Откопать глубокую могилу они не смогут, да и нож, такую ценную вещь для них, могут загубить».
— Ботя, а мы можем его где-то сохранить, а потом, когда прогреется земля, захоронить?
— Можем, только в доме не хотелось бы. Это будет как-то нехорошо, — ответил Ботя. — Может, где-то на крыше или на дереве подвесить пока, временно.
Они поместили останки профессора в старый потрепанный вещмешок. Мешок оказался маловат, и голову, обгрызенную до костей, Аполлону Ивановичу пришлось нести к руках.
— А почему он весь почти голый? — спросил Аполлон Иванович. — Ни куртки, ни шапки, ничего не осталось.
— А зачем они ему? — вопросом на вопрос ответил Ботя и угрюмо продолжил, неспешно шагая с мешком за спиной:
— Они нам нужнее, чем вашему другу.
— Да, он прав, — подумал Аполлон Иванович, — там, — он мельком взглянул на седую прядь волос профессора, — будет ничего не нужно.
Профессора разместили, подвесив на ветке дерева, рядом с избушкой, так что каждое утро, выходя наружу, можно было увидеть старый мешок и голову, точнее череп «ВВ».
Часть 2. Одиночество
Через неделю после посещения Сан Санычем института Венеру Петровну восстановили в должности старшего администратора одноногих, и ей, конечно, было ясно, что Сан Саныч пытается активно влиять на ее судьбу.
Однажды в почтовом ящике она обнаружила письмо. Это обстоятельство ее удивило. Она давно не получала писем от кого-либо, за исключением ответа на ее запрос об Аполлоне Ивановиче. Судя по виду конверта, письмо не являлось официальным и не из «ЗП». Сердце ее екнуло, может быть это ее Апо. Дрожащими от нетерпения руками она разорвала конверт. На листе бумаги имелся печатный текст: «Дорогая Веня, заранее прошу прощения за мою назойливость, но я не могу Вам не написать это послание. Я знаю, что Вы избегаете встреч со мной. Наша общая знакомая уверяет меня, что это результат Вашей большой любви к А. И. У меня есть более менее подробная информация о нем. Не сочтите за шантаж и провокацию, но я могу предложить Вам встречу. Начиная с сегодняшнего вечера моя машина будет ждать Вас рядом с Вашим домом с семи до восьми вечера. Так будет происходить три дня. Если Вы не захотите встретиться в эти три дня, то обещаю Вам что более никак и никогда Вас не потревожу. Ваш А. А.»
До семи часов оставалось полчаса. У нее было много времени для размышлений. Что он мог сообщить ей кроме этого: «убывший в неизвестном направлении».
— Он явно знает что-то еще, а интересует его только одно — моя личность, — подумала она и решила сегодня на встречу не ходить.
Воспоминания навалились на нее, как снежный ком, одни события цеплялись за другие, она сидя в кресле, то улыбалась, то грустила, иногда слезы сами собой текли по ее щекам. Было очень и очень жаль себя и, конечно, жаль тех первых лет, молодых лет ее жизни, проведенных с Апо.
— Где он сейчас? Жив ли? Прошло столько времени, — вспоминала она, и память ее незаметно по чуть-чуть возвращалась к «АА» и его интригующему письму.
Письмо лежало на столе. До семи часов оставалось пять минут.
— Нет, надо узнать, что с Апо? — решила она и вышла из дома.
— Не волнуйтесь, Венера Петровна, я не причиню ни вам, ни Аполлону Ивановичу никакого вреда, — он официально начал беседу, когда они уютно разместились в больших креслах на веранде загородного дома Сан Саныча.
Она несколько напряженно ждала продолжения и, опустив глаза, невольно, машинально теребила жемчужные бусы у себя на шее.
— Может быть, хотите что-либо выпить, — предложил Сан Саныч.
— Пожалуй, воды, — тихо произнесла Венера Петровна.
Сан Саныч поднялся из кресла, удалился куда-то внутрь дома, и через минуту на маленьком столе появились стаканы и два фужера, бутылка минеральной воды и красного вина.
— Ваш муж, Аполлон Иванович, ушел из зоны перевоспитания еще в самом начале осени, и не один, — продолжил Сан Саныч. — С ним был некто профессор-физик, старше его на пятнадцать лет. Скорее всего, их уход был спровоцирован, на мой взгляд, чрезмерно жестким Постановлением о борьбе с либерализмом.
Сан Саныч сделал паузу и продолжил:
— Администрация зоны провела расследование этого случая, конечно, формально и поверхностно, и ничего нового к тому, что я сказал, не выявила.
Сан Саныч отпил немного воды, пристально посмотрел на Венеру Петровну и уже не так строго официально сказал:
— Вы, Венера Петровна, может быть, хотите выслушать, так сказать, вероятные версии того, что могло произойти далее после ухода из зоны. Я беседовал со знающими людьми и могу вам передать их мнение.
Венера Петровна, опустив голову, молчала, она еще не знала, чего хочет — циничной без прикрас правды или утешений, а может быть какой-нибудь хотя бы маленькой, пусть почти невероятной, но надежды.