Игрок

Том в это время гостил у Розье в Корнуолле. Там было тревожно. Немцы постоянно бомбили порты, по ночам выла сирена воздушной тревоги, и где-то далеко ухали магловские противосамолетные пушки — кажется, они назывались "зенитками". На побережье было не протолкнуться от магловских солдат. Мать Колина, тетя Роуз-Энн, смертельно боялась налетов, подозревая, что магический щит над домом может не выдержать прямого попадания бомбы. Каждый раз при появлении немецкой авиации она загоняла детей в подвал. Но все равно жизнь там была лучше, чем у меня. Можно было купаться в море — утром, когда налетов не было, — ловить рыбу, стрелять из лука, лазить по скалам или просто валяться на траве над обрывом, под тенью кустов шиповника. Я с тоски писал Тому с Колином длиннейшие письма и даже не особенно обижался, получая в ответ коротенькие послания. Не знаю, от чего — от жары, запаха гари или избытка информации — меня в то время мало что трогало, все было безразлично, и в глубине души я даже радовался тому, что один.

***

Пока немцы-маглы бомбили английский флот, в магическом сообществе принимали свои меры против возможного вторжения Гриндельвальда. Магопорты были закрыты, а еще Министерство на полгода ввело запрет на использование портключей и аппарацию, так что добираться из одного места в другое стало долго и сложно. Когда в середине августа мы с мамой решили отправиться в Лондон за школьными принадлежностями, то ждали больше часа и извели полбанки летучего пороха — общественный камин в Косом переулке был занят наглухо, и пробиться туда было почти невозможно.

Сам Косой переулок сильно изменился. По улице теперь ходил патруль из Департамента магической безопасности, который проверял документы у всех, кто казался подозрительным, а на столбах и в витринах магазинов вместо рекламы были развешаны огромные агитационные плакаты, призывающие население к бдительности. Один я запомнил — на нем были изображены два волшебника, беззаботно болтающие за стаканчиком огневиски, в то время как под столом притаился шпион Гриндельвальда. От нормальных людей его отличали зловещие черные усы. Надпись на плакате гласила: "Careless talk costs lives", "Беспечная болтовня стоит жизни".

Во "Флориш и Блоттс" видное место занимал стенд с брошюрами "Как экономить в военное время" — в них давались полезные советы о том, как сшить изысканную вечернюю мантию из старых штор или наколдовать сытный и полезный обед для всей семьи из фунта муки и двух фунтов картофеля. Из-за того, что снабжение с континента было нарушено, многие ингредиенты для зелий продавались по карточкам, да и то не всегда, а за летучим порохом стояла длинная очередь. Мама оформила несколько заказов по почте — это стоило дороже, зато экономило время.

Мне на всю жизнь врезалась в память эта сценка — щелкая ножницами, продавец в душной лавке отрезает купоны с наших карточек... Возможно, потому, что через несколько недель от этой лавки не осталось и следа. В начале сентября, когда мы уже были в школе, маглы начали бомбить Лондон и другие города. Несколько мелких бомб отвел магический щит над Косым переулком, но одна его все же пробила. Я помню снимок из "Ежедневного пророка", где посреди улицы дымится огромная воронка, а все вокруг завалено щебнем и обломками кирпича.

Министерство сделало выводы, и с тех пор в магических кварталах крупных городов каждую ночь выходили на дежурство отряды добровольцев. В их обязанности входило следить за целостностью защитных заклятий, подновлять их и усиливать, а также "исчезать" упавшие, но не взорвавшиеся бомбы и зажигательные снаряды. Эта работа считалась опасной и трудной — с магловским оружием тогда мало кто умел обращаться, часто при попытке применить исчезающее заклятие что-то шло не так, и бомба просто взрывалась, разнося всех вокруг в клочья. Но все это я знал только по рассказам, а вот та, первая, бомбежка почему-то очень запала в память. Кажется, только тогда я окончательно понял, что война не обойдет нас стороной.

Платформу 9 и ¾ в день отправления Хогвартс-экспресса патрулировал аврорский наряд. У мамы глаза были на мокром месте, а у папы к тому времени все чаще становилось плохо с сердцем. Он выглядел постаревшим и осунувшимся и даже на платформе время от времени пил сердечное зелье, остро пахнущее наперстянкой. Я не хотел уезжать в школу и оставлять родителей, когда со дня на день может начаться вторжение. Случись что — как я доберусь за двести миль из Хогвартса домой? Попробовал поговорить с отцом, но он и слушать ничего не захотел. Заявил, что напишет, если мне нужно будет вернуться.