Пятый курс. Скрежет отодвигающейся стены, шорох змеиной чешуи, Плакса Миртл сползает по стенке, у нее огромные удивленные глаза за толстыми стеклами очков...
Не могу, не надо!
Назад, скорей отматываем назад...
Четвертый курс, каникулы. В воздухе пахнет яблоками и приближающейся осенью. Мы лежим в саду на одеяле и смотрим на небо через листья акаций. Голова Тома лежит на моем плече, это неудобно, плечо немеет, но мне не хочется говорить ему, чтобы подвинулся, потому что это приятная тяжесть. А Том дует на семечки татарника, они взлетают и потом медленно-медленно падают вниз, опускаясь на лицо, запутываясь в волосах... Пушистый хохолок щекочет мне нос, другое семечко садится на щеку, и Том, повернув голову, снимает его с моей щеки губами, легко, как будто целует. Я отмахиваюсь: ты чего, мокро же! — а он говорит: да просто лень было руку поднять...
Я утыкаюсь в подушку еще глубже, а поток воспоминаний кружится и кружится в моей голове.
Июльское утро, отчаянный стук в дверь, Том на пороге — пропахший пылью, потом и бензином, с холщовой магловской сумкой в руках. Он встряхивает ее за уголки, и из сумки сыплются деньги — много, целая куча бумажек, похожих на облетевшие листья. А Том смеется и никак не может остановиться, пока до меня не доходит, что у него истерика. Я пою его водой, она льется на пуловер, а Том говорит: "Помнишь, я обещал тебе, что случится чудо? Помнишь, помнишь?..".
Я помню. Я все помню.
Морозная зима, обледеневшие улицы, а я иду в игорный дом, еще не зная, что меня там ждет. И вот уже Бобби Крэйн сидит за столом, глядя на меня тяжелым, немигающим взглядом. "Вот тебе подарочек на память"... Удавка захлестывает мне шею, я задыхаюсь, падаю в черную пропасть... Том стаскивает с меня одеяло, трясет за плечо: "Да что случилось?" — и видит след от петли. Смотрит, смотрит... Через секунду он уже будет метаться по комнате, тащить меня в ванную, переодевать, поить зельем, — но пока мгновение тянется и тянется, и я вижу его глаза, но никак не могу определить их выражение, когда он смотрит на эту багровую полосу у меня на шее...
Еще отматываем назад. Кухня у нас дома, в плите пылает огонь, на тяжелой чугунной сковороде жарится морковка с луком. Я снимаю шкуру с зайца, а Том сидит напротив и рассказывает мне об Уоллесе. "Знал бы ты, как я ненавижу себя за то, что беру у него деньги! Пускай это мелочь, пять, десять, двадцать фунтов — но получается, что я продаюсь... Я потому так и боялся тебе говорить. Думал, презирать начнешь". "Не начну. Я не стану тебя презирать, что бы ты ни сделал...".
Нет, это тоже не надо. Не могу, не хочу вспоминать. Скорей дальше...
А вот и дальше. Тамбур в Хогвартс-экспрессе, пол дрожит от стука колес, стены раскачиваются, за окном проносятся огни, а мы с Томом ссоримся, впервые в жизни серьезно ссоримся — из-за того, что я играю в покер. "У меня долги, ты понял? Уж не ты ли их выплатишь, господин умник?!". "Может, и я".
Назад, назад, назад. Месяц, два, три, полгода...
Мерцающие огоньки свечей, алые львы на серебряном полотнище, каменная плита над могилой. На мне черная, глухая траурная мантия, волосы острижены коротко и неровно. Я брожу по хогвартской спальне, как чужой, и никого не узнаю. Вечером Том, не обращая внимания на мои протесты, отодвигает полог на кровати и садится рядом. "Расскажи об отце. Что хочешь. Расскажи, каким он был".
Каким он был...
А вот еще более раннее воспоминание. Здесь папа еще жив, а мама молодая, спокойная и счастливая. Я сижу под палящим солнцем на скамейке, рядом с автобусной остановкой в Хейбридже. Наконец подъезжает автобус, и Том спрыгивает с подножки, держа в руках маленький потрепанный чемодан. Дорожка через лес, заросли черемухи... Через пару дней папа берет нас с собой в замок Певерил. Выщербленные каменные ступеньки, арочные проемы окон, "здесь долгое время жили потомки Салазара Слизерина"...
Дальше, дальше, дальше.
Класс зельеварения, мокрые парты, пылинки танцуют в косых солнечных лучах из окна. Том разрывает тряпку пополам и протягивает мне половину. Плещется вода в ведре, с тихим шорохом граммофонная игла опускается на пластинку. "One of these days I'll meet you", — поет глубокий, слегка хрипловатый женский голос.
Однажды я тебя встречу...
Проигрыш. Кода.
Игла доходит до внутреннего круга и останавливается. Можно снимать пластинку и убирать в конверт. Насовсем.
Мне так больно, что хоть кричи. Ведь это же все было, было... Почему все так закончилось? Почему мы оказались там, где мы сейчас?
Ты же обещал, что случится чудо!
Помнишь?
Помнишь?!
Глава 53