Проблема была в том, что точно такую же картину наверняка видел сейчас и Корюшкин, бывший основном конкурентом Хлыстова в борьбе за должность заведующего кафедрой. При этом, имея множество очевидных для Хлыстова недостатков, Корюшкин обладал одним, но весьма существенным, известным всем заинтересованным лицам преимуществом. Он был старше. Он был старше Дмитрия Евгеньевича на целых пятнадцать лет, и, что самое печальное, две недели назад ему исполнилось пятьдесят три года. Печальным было отнюдь не то, что Корюшкин две недели назад был именинником, и даже не то, что ему было пятьдесят три, хотя это конечно неплохой возраст, чтобы стать завкафедрой в таком солидном учреждении, как их университет. Печальным представлялся тот факт, что самому Хлыстову в этом году исполнилось только тридцать восемь. «Ему тридцать восемь лет, а он преподает в одном из ведущих ВУЗов страны, ведет активную научную работу, да еще год назад защитил докторскую. О чем еще можно мечтать? У него же вся жизнь впереди!» Примерно так, по мнению Дмитрия Евгеньевича будут рассуждать декан факультета и ректор, обсуждая кандидатуру будущего завкафедрой. Правильно говорила Ксюша, в их университете одни древности рассказывают, как правильно изучать другие древности, а он, Хлыстов, еще недостаточно покрылся пылью веков, чтобы претендовать на такую важную должность.
И вот, еще одно, конечно не такое радикальное как смерть профессора Солнцева, но несомненно удачное стечение обстоятельств. Этот недотепа Корюшкин, очевидно разомлевший от необыкновенной для их города летней жары, гулял по набережной в шлепанцах и ухитрился, споткнувшись о выпирающий из-под тротуарной плитки канализационный люк, сломать себе сразу два пальца на левой ноге. Казалось бы, какая мелочь, палец, пусть даже два, но врачи, проявив редкостную в наше время заботу о пациенте, замотали больную ногу гипсом чуть ли не по колено и прописали минимум две недели абсолютного покоя.
Две недели. Не так уж и много, особенно летом, когда до наступления занятий остается еще полтора месяца. Неприятно, конечно, но терпимо, особенно для человека образованного, любящего взять в руки толстенный том классической русской литературы или перелистнуть воспоминания Шлимана. Лежи себе, шурши страницами, почитывай не спеша. Опять же, можно открыть дверь на балкон и выставить здоровую, не скрытую под гипсом ногу наружу, подставить ее тщедушному северному солнцу, которое, впрочем, в этом году весьма усердно выполняет свою работу.
Все именно так и было бы, и профессор Корюшкин пережил свою травму без особых трудностей, если бы не одно важное обстоятельство. Экспедиция должна была вылетать через несколько дней, причем это была не абы какая экспедиция, а экспедиция, которую он, «ведущий специалист по ранним цивилизациям Средней Азии и Ближнего Востока» должен был возглавить.
Выйдя из лифта, Дмитрий Евгеньевич некоторое время в нерешительности потоптался на лестничной площадке, но, в конце концов, набрался смелости и протянул руку к дверному звонку. Жена открыла почти сразу, Хлыстов даже подумал о том, что возможно, она караулила под дверью, ожидая его прихода, а быть может даже наблюдала в дверной глазок и видела, как он бесцельно мечется от лифта к противоположной стене и обратно. От этого Хлыстову стало неловко, он даже почувствовал, как его затылок покрывается мелкими капельками пота, тем ни менее, собрав волю в кулак он как ни в чем ни бывало улыбнулся супруге и позволил ей поцеловать себя в губы. Поцелуй оказался не столь мимолетным, как ожидал Хлыстов, жена, крепко обхватив его шею руками, буквально повисла на нем, а еще через пару мгновений Дмитрий Евгеньевич почувствовал, как язык его благоверной все глубже пробирается ему в рот. Чувствуя нарастающее возбуждение, Хлыстов попытался было отстраниться, он слишком долго готовился к предстоящему разговору, чтобы теперь его отложить на неопределенное время, но супруга, оттолкнувшись от пола, подпрыгнула и ловко, отработанным движением обхватила его поясницу ногами.
– Я соскучилась, – прошептала она прямо в нос Дмитрию Евгеньевичу.
Придерживая левой рукой свою ненаглядную за ягодицы, Хлыстов вошел квартиру и свободной правой захлопнул за собой дверь.
– Я тоже, – наконец признался он и немного приподнял брови, задавая беззвучный, но понятный им обоим вопрос.
– Она опять отправилась в свою секту, у них там квартальное собрание, – внесла ясность жена, – минут десять как ушла, так что час у нас есть точно.
Не наклоняясь, Хлыстов стянул с себя легкие летние туфли и, перекинув вес своей ноши на правую руку, двинулся в спальню.
…
Олег сомневался. Вообще-то, он всегда себя считал человеком решительным. Другое дело, что не так часто в жизни бывали ситуации, когда ему надо было принимать серьезные решения, но сейчас, похоже, такое время наконец настало. Во всяком случае жена Олега, Ирина, была в этом уверена.
– Скажи мне, ты так всю жизнь провести хочешь? – ее широкобедрая, еще не оправившаяся после недавних родов фигура загородила экран телевизора.