Игроки и жертвы

— Хватит сидеть здесь, — наконец прямо сказал он. — Не твой уровень, Агата. Ты мне нужна в Законодательном собрании.

— А Марина? — удивленно спросила я, чувствуя как быстрее заколотилось сердце.

— Марина перейдет сюда, в приемную. Она не тянет, Агата, и давно просится на более спокойную работу. Она умна, не спорю, вполне компетентна, но в гадюшнике этого мало. Кому как не тебе знать это.

— Поэтому хотите меня туда бросить? — криво ухмыльнулась.

— Ты выскользнешь там, где других загрызут. Агата, тебе здесь тесно, у тебя ум руководителя и администратора, а не того, кто утирает сопли гражданам и строчит запросы. Я не привлекаю тебя к выборной кампании, там есть кому работать, но мне нужен тот, у кого в руках будут все ниточки управления. Мне фактически нужен советник, кто сможет вовремя заметить ошибки и деликатно их скорректировать. Через четыре месяца выборы, я не могу рисковать. Маринка много чего упускает. Да еще и этот прием…. — он покачал головой. — Нарочно не придумаешь….

Я вздохнула, качая головой.

— Что о Миленке и Богданове думаешь?

— Они нашли друг друга, — пробормотала я, опуская глаза.

— Богданов высоко метит, сейчас вперед прет с деликатностью танка. Ему эти приемы граждан нужны, причем по всей области — это ж его пиар.

— Вот именно, его, — проворчала я, — нам они на хер не сдались. Но… политика, такая политика. Отказаться мы не можем. Хорошо хоть не на нашей территории, а в администрации все пройдет. Их головняк.

— Что, Миленка и тебя достала? Маринка от нее уже волком воет.

— На мне где сядешь, там и слезешь, — фыркнула я, потирая глаза и поправляя длинный рыжий хвост. — Вот она и нашла слабое звено. Марине скажите, чтобы все общение с этой дамочкой свела к минимуму и перенаправляла на меня, иначе Милена ее заставит делать то, что мы делать по определению не должны — не наша зона ответственности.

— Вот ровно то, о чем я и говорил. Завтра утром собираем здесь всех на установочное совещание, а ты переходишь в Законодательное собрание.

Я молча кивнула, чувствуя, как трепыхнулось сердце. Мне было и страшно и волнительно вернуться в ту среду, к которой я привыкла, хотя мысль о том, что рано или поздно мне придется пересечься с Кириллом существенно отравила праздник. Впрочем, если постоянно прятаться от своих страхов — ничего хорошего из этого не выйдет.

— Как твоя дочка, душа моя? — улыбнулся моим мыслям Кротов.

— Ох…. Неуправляемый ураганчик на лапках, — не сдержала я гордую улыбку.

Григорий Владимирович с удовольствием усмехнулся в ответ, и в его глазах мелькнуло тепло. Он знал, как много для меня значит моя дочь, и не раз видел, как я буквально светилась, когда рассказывала о ней.

— Вот это правильно, — сказал он, глядя на меня с почти отеческим выражением. — Детство должно быть шумным, иначе как потом вспоминать о нём? Пусть носится, пока есть возможность. Ты у неё замечательная мама, Агата.

— Хотелось бы верить, Григорий Владимирович. Боюсь сейчас я смогу уделять ей меньше времени….

— Ничего, дорогая. Пройдем выборы и поедете отдыхать. Я вас отправлю.

Ровно за это я любила и уважала своего начальника. Не смотря на свой почтенный возраст, он оставался человеком слова. Возглавлявший ранее одно из крупнейших химических предприятий области, он вовремя ушел с должности, уступив место и бразды правления предприятием своему сыну, сам же избрался депутатом. Конечно, он часто поддерживал спорные партийные инициативы, которые лично у меня вызывали брезгливость, однако кому как не мне было знать, что политика — это искусство компромиссов. Каждый из нас, соглашаясь на такую работу шел на сделку с совестью, часто заглушая голос совести голосом разума. Я была не первой и не последней в этой игре.

6

Несколько последующих дней времени на переживания и страхи у меня просто не осталось — передача дел и погружение в работу не давали мне расслабится. Многие коллеги, знавшие меня раньше, встретили мое возвращение спокойно и даже доброжелательно, однако за шесть лет появилось и много новых, незнакомых мне лиц, с которыми только предстояло познакомиться, понять их потенциал, наладить деловые связи. К тому же до пленарной недели оставалось всего несколько дней, поэтому мне приходилось ориентироваться буквально на ходу. Совещания по законодательным инициативам, заседания комиссий, куда входил Кротов, следовали один за другим.

Единственным, что немного облегчало мою нагрузку, было осознание того, что мой начальник, Григорий Кротов, и Кирилл Богданов находились в разных комитетах. Кротов занимался вопросами социальной политики, а Богданов, как я знала, был председателем комитета по промышленности и экономики. Поэтому на этих заседаниях мне удавалось спокойно сосредотачиваться на работе, не опасаясь столкнуться с тем, чьё присутствие до сих пор вызывало у меня внутреннюю дрожь. Но несмотря на это, мысли о Богданове порой проскальзывали в моей голове, словно тени, которые я не могла прогнать. Знала, что пленарная неделя неизбежно сведёт нас вместе в одном месте, и мысль об этом заставляла меня сжиматься от напряжения.