Аппаратное проходило в большом актовом зале, и когда мы вошли — зал был почти полон.
Кир сел на свое место, Илона заняла место в первом ряду кресел. Для меня кресло оказалось по правую сторону от Кирилла.
Взгляды собравшихся тут же скрестились на нас двоих с такой силой, что на секунду стало жарко. Да, мне и раньше приходилось выступать перед людьми, однако не в качестве одного из основных спикеров. Все руководство предприятия: от заместителей Кира до начальников цехов, от бухгалтеров до начальников отделов, от технологов до мастеров. Многие из них уже знали, что произошло на территории, возможно кто-то был и свидетелем. Мои глаза метались по залу, машинально выискивая знакомые лица. Илона, Ирина Николаевна, смотревшая на меня с пониманием, болью и жалостью, кое-кто из начальников отделов, кого знала лично. Меня слегка затошнило — одно дело врать незнакомым и малознакомым людям, другое — тем кого знаешь неплохо. И тем, кто знает тебя.
Кирилл сидел рядом внешне сохраняя каменное спокойствие. Однако его рука, лежавшая на столе рядом с моей едва заметно дергалась, словно он сдерживает желание нервно постучать пальцами по столу.
— Коллеги, — голос его звучал ровно, сдержано и отстраненно, в его голосе прозвучала едва уловимая твердость. — Сегодня у нас есть множество вопросов, касающихся не только текущих дел комбината, но и обстоятельств, вызвавших определенные… недоразумения. К сожалению, в сложившихся обстоятельствах, мое молчание будет в первую очередь подлостью по отношению к вам. Мы много лет работаем вместе, вы знаете, через что прошел комбинат за эти годы и какие на нас сваливались сложности. Я благодарен каждому из вас за работу и слаженные действия в кризисах. Именно поэтому сегодня собрал вас здесь. Вы как никто другой имеете право знать про ту грязь, которая вылилась не только на меня, но и на дорогого мне человека. Грязь, цель которой уничтожить меня, мою репутацию, мою работу и в конечном итоге — всех нас. И в данной ситуации мне жаль только одного — что сейчас здесь сидит человек, который оказался впутан в эту омерзительную игру насильно.
Я пристально следила за лицами людей. Они смотрели пытливо, кто-то чуть прищурив глаза, а кто-то аккуратно достав телефон и снимая нас на видео.
Кирилл заметил движение телефонов, но не остановился и даже не замедлил свою речь, будто признавая, что в сложившейся ситуации скрывать что-либо уже бесполезно.
Я осторожно задела его за руку, накрыв своей. Он посмотрел на меня и повернул ко мне микрофон, признавая мое право оправдать его. Рука под моей слегка дернулась.
— Коллеги, — я едва заметно откашлялась. — Многие из вас знают меня, многих знаю я. Я работала на предприятии всего один год, но узнала многих из вас, кого-то даже оформляла на работу.
В горле запершило, словно мне стало не хватать воздуха. Илона чуть нахмурилась.
— Если честно, — призналась я, отступая от всех намеченных тезисов, — говорить с вами мне тяжело. Очень. Как человеку, как коллеге, как женщине…. Чья жизнь была вывернута на изнанку. Вывернута с единственной целью — ударить больнее. Меня и близкого мне человека. Использовать нашу слабость, нашу ссору, наше недопонимание с единственной целью — уничтожить. Отвратительно чувство видеть, как выдергивается из контекста ситуация и подаётся под тем соусом, который нужен определенному кругу лиц. Не выдернута забота, не выдернуто уважение, не выдернута помощь друг другу, а именно момент слабости, момент усталости и недопонимания нас обоих.
Мои ногти впились в ладонь Кира, но он стойко переносил боль.
— На момент этих съемок мы сильно поругались. Наши отношения, на тот момент хрупкие и слабые, переживали первые трудности. Мы прошли тот путь, укрепили связь, держа ее в тайне от всех, оберегая, забыли о ссоре, как забываете вы все, ссорясь с теми, кого любите. И ни один из нас и подумать не мог, как используют то, что вы увидели. Под каким ракурсом это будет преподнесено и как ударит по нам.
Мне казалось горло пересохло так, что еще немного и я не смогу говорить.
— Мне, как и вам здесь, смотреть на это видео было…. невыносимо. Даже больше — ведь жертвой на нем была выставлена я, а злом — дорогой мне человек. И все же я здесь сейчас, перед вами, чтобы ни у кого из вас даже мысли больше не возникало, что Кирилл Алексеевич способен на то, в чем его обвиняют.
В зале воцарилась полная тишина, и каждый взгляд был прикован ко мне. Я видела, как люди напряглись, внимательно ловя мои слова. Зал переполняли вопросы, недоумение, настороженность, но, несмотря на всё это, я чувствовала, что постепенно в моих словах они находили то, чего им не хватало.
Я сделала короткий вдох и продолжила: