Игроки и жертвы

— Я стою здесь перед вами не потому, что нас вынудили оправдываться или защищаться, — мой голос немного дрогнул, но я собралась с силами, — а потому что вы заслуживаете знать правду, вы заслуживаете уважения и доверия. За столько лет, сколько многие из вас отдали этому месту, вы заслужили видеть не версию кого-то там, за экраном, а реальность, которая есть здесь и сейчас. Я хочу, чтобы каждый из вас знал — и знал от меня, — что человек, сидящий рядом со мной, не просто руководитель, но и мой близкий человек, который сделал для этого комбината и для всех вас гораздо больше, чем кто-либо может представить.

— Знаю…. — снова откашлялась, и кто-то, какая-то женщина принесла мне воды в стаканчике, — многих из вас волнует вопрос денег, который возник в том…. видео. Это и было причиной нашей ссоры… злости Кирилла Алексеевича на меня…. Думаю, каждый мужчина в этой комнате, успешный и привлекательный, хоть раз чувствовал это мерзкое ощущение непонимания того, ради чего с ним строятся отношения. Не так ли? Так произошло и у нас…. Я действительно попросила денег у Кирилла Алексеевича, не сказав ему причины…. Это вызвало…. Непонимание…. От которого впоследствии не осталось и следа.

Когда я заговорила о деньгах, многие лица недоверчиво скривились, хотя у мужчин это было заметнее меньше — я правильно выбрала слова — многие поняли, о чем я говорю.

— Думаю, многие здесь могут понять это: иногда из-за неуверенности или гордости мы не делимся с близкими всем, что нас тревожит. И так случилось у нас. Кирилл Алексеевич почувствовал себя… неоднозначно. Он, как и любой на его месте, усомнился в том, что мною движет искренность. И это недопонимание, как часто бывает в жизни, превратилось в ссору, в злость, в обиду… Которые оказались использованы против нас. Подло и очень…. Больно.

В этом я почти не врала. Внутри меня растекалась огненная река боли и… одиночества. На меня смотрели пристально и…. недоверчиво. Мои слова людей не убеждали… похоже. Илона хмурилась все больше.

Внезапно с места поднялась Ирина Николаевна, и сердце у меня остановилось. Ее-то мои слова точно обмануть не могли — она знала мою историю, знала… правду. Сейчас одной фразой она могла закопать нас полностью.

— Коллеги, прошу прощения, что влезаю…. Я могу полностью подтвердить слова Агаты… Викторовны. Я видела, будучи ее начальницей, как зарождались эти отношения, хотя она никогда не делилась своими чувствами. Знаю историю ее семьи и почему она обратилась к Кириллу Алексеевичу. Знаю, что ушла с работы, не желая ставить себя и его в неловкое положение на комбинате, не желая, чтобы работа мешала их отношениям и не желая пользоваться его чувствами к ней….Знаю, — она слегка запнулась и посмотрела в глаза Кириллу, — как сильно Кирилл Алексеевич…. заботился о ней, был рядом…. И понимаю…. как больно им сейчас.

Мне казалось у меня весь воздух из груди вышибло от облегчения. Кирилл тоже едва заметно перевел дыхание.

Илона едва сдерживала довольную ухмылку. Зал зашумел, словно прорвалась невидимая плотина из сомнений и недопонимания.

Я чуть прикрыла глаза, ощущая полное опустошение и головокружение. Мы переломили мнение, пусть даже этой отдельно взятой группы лояльных людей, но переломили. Да, развидеть то, что было — нельзя. Но можно дать всем им сказку, пусть страшную, но красивую. Пусть верят в любовь, а не насилие, пусть видят равных людей, а не жертву и мучителя.

— Агата, — Кирилл сильнее сжал мою руку, поглаживая пальцами ладонь. Я механически улыбнулась ему, понимая, что именно этого от меня и ждут. Но его глаза…. Они просили, они умоляли о большем. О том, что сейчас я ему дать не могла.

Кто-то что-то еще говорил, кто-то повеселел, понимая, что кризис пройден.

Кирилл поспешно и умело завершил встречу, ловко обходя последние подводные камни и уводя от них меня. Встреча, это была скорее она, чем деловое совещание, завершилась.

Я машинально улыбалась людям, что-то отвечала на их слова, а после… извинившись, вышла из зала, догоняя бывшую начальницу.

— Ирина Николаевна… — она обернулась ко мне и улыбнулась: очень печально, с болью и сожалением глядя на меня. — Спасибо, — едва слышно выдохнула я. — Вы… нас спасли.

— Отойдем, Агата, — она подхватила меня за локоть и увлекла к окну.

— Мне жаль, девочка, что с тобой это произошло, — тихо сказала она. — Очень жаль. И жаль, что сейчас ты вынуждена переживать это снова и снова и снова. И не просто переживать — выгораживать того, кто это с тобой сделал.

Её слова пронзили меня словно ледяной ветер, всколыхнув ту боль, которую я старательно заглушала ради сегодняшнего выступления. Ирина Николаевна смотрела на меня с той же глубокой печалью, что и раньше, как будто чувствовала мою усталость и понимала, какую цену мне приходится платить.