Игроки и жертвы

Тошнота подкатила к горлу, а подлая сука-память услужливо подбросила разговор Кира с Ариной. Эти слова резали, как нож, но я не позволила себе ни на секунду выдать внутреннюю дрожь. Пытаясь держаться собранно, я встретила взгляд капитана с едва скрываемым презрением, несмотря на то, что в голове хаос уже набирал обороты. Его обвинения были как яд, проникающий в самые слабые и уязвимые места. Мои пальцы непроизвольно сжались, и я почувствовала, как ногти вонзаются в ладони.

— Капитан, вы границы переходите, — зло сказала я, снова вонзая ногти в ладонь. — Вы спросили меня — я вам ответила. У меня нет к Кириллу претензий, как и самого изнасилования не было. Было свидание двух любящих людей в ссоре. Кстати, мое заявление о нарушении неприкосновенности частной жизни уже написано и зарегистрировано! Насколько я знаю, от Кирилла Алексеевича поступило ровно такое же. Ст 137 УК РФ, напоминаю….

— Хорошо… — он помолчал, а потом вызвал в кабинет какую-то женщину в форме. Та вошла, отдала честь и принесла большой экран. — Давайте разбираться по фактам, Агата.

Он включил проектор и на экране замелькали кадры той страшной записи. Не смотря на всю выдержку, я побелела, чувствуя жуткое головокружение. Второй раз видеть это было еще хуже, чем первый.

Вот Кирилл смотрит со мной на город, его глаза хищно блестят из-за стекол очков. Наклоняется к моей шее. В его глазах и прикосновениях есть даже некая нежность, точно он и сам еще не верит, в то, что я стою рядом с ним. Его поцелуи становятся все требовательнее, все сильнее, точно он сам себя распаляет в своей злобе и ярости.

Я чувствовала, как задыхалась под этой навязчивой, холодной жестокостью образа на экране — как будто это был чужой человек, а не тот, кого я знала.

Женщина в форме сохраняла нейтральный вид, но её присутствие добавляло тяжести. Капитан сидел рядом, внимательно следя за каждым изменением на моем лице, не упуская ни одной детали, как хищник, готовый в любой момент вцепиться в слабое место. Его голос прозвучал мягко, вкрадчиво:

— Видите, Агата. Эти действия не похожи на случайность или на дружеское недоразумение. Всё говорит об агрессии, о жажде власти. Или вы по-прежнему не хотите видеть правду?

Я резко отвернулась от видео и посмотрела на следователя.

— Вам это нравится, да? Копаться в чужом белье? А меня больше интересует, кто передал вам запись? И почему до настоящего времени не расследовано МОЕ заявление? — спросила резче, чем следовало.

— Агата, — мягко покачал головой капитан, полностью игнорируя мои вопросы, — ваша боль понятна. Это…. Отвратительно. Вы же понимаете, что оставшись безнаказанным, он снова сделает тоже самое… не с вами, с другими женщинами. Подумайте…. В ваших руках наказать того, кто сделал с вами подобное.

Мои руки сжались в кулаки, чтобы удержать дрожь, с которой я едва справлялась, глядя в его глаза, полные этого странного профессионального сочувствия, которое не приносило никакого облегчения. Я смотрела на капитана, пытаясь сохранить холодный взгляд, несмотря на бушующую внутри бурю.

— Вы говорите, что понимаете мою боль, — произнесла я сдержанно, хотя внутри всё кипело. — Но поверьте, вы не представляете, что это значит — видеть себя в роли доказательства, видеть, как вашу жизнь выворачивают наизнанку, как делают частью игры, где каждый кусочек моего прошлого используется, чтобы создать этот спектакль. Да, черт, мне больно…. Потому что мою слабость, мою любовь, мои ошибки используют против того, кто мне дорог! И потому что вместо того, чтобы расследовать это преступление, вы стараетесь заставить меня признаться в том, чего не было! Это называется принуждение к даче показаний, капитан, — не думать, не ассоциировать, не вспоминать. Я — не она, Кирилл — не он!

Следователь пожал плечами и снова включил запись.

Я смотреть не хотела, но понимала, что потребуй прекратить — они начнут давить еще сильнее. Кадры на экране сменяли один другой, мои крики и мольбы отпустить резали уши.

— Эта сцена мне особенно отвратительна, Агата, — снова поставил на паузу капитан, — смотрите, ваше лицо искажено от боли, а он не собирается вас жалеть.

Меня стало тошнить, но я досчитала до десяти. И промолчала.

— Агата, там двенадцать часов записей, время у нас есть. Вы хотите посмотреть их все?

Я сжала руки еще крепче, будто это могло помочь удержать контроль. Уголки губ дрогнули, но я не позволила себе выдать ни эмоций, ни слабости. Следователь наблюдал за мной, будто пытался поймать малейший проблеск смятения, что бы это ни стоило.

— Видимо придется…. Вы любитель порнухи, капитан? Что ж, давайте смотреть…

Мой телефон резко завибрировал. Краем глаза я заметила, что за этим страшным разговором прошло больше двух часов. Звонил Кирилл.

— Прошу прощения, капитан, должна ответить.

— Сидеть, — приказал следователь.

— Я арестована? Мне предъявлены обвинения? — я прищурилась, зло глядя на сидевшего передо мной мужчину.

— Нет, что вы, — резко успокоился он и…. смахнул телефон со стола. Тот упал на каменный пол с тихим треском. Звонок прервался, по экрану пробежала сеть трещинок.