— Будем через пятнадцать минут, Кирилл Алексеевич, — отрапортовал он с подчеркнутой вежливостью, но в его голосе сквозило раздражение. Сказав это, он тут же сдал назад и, вопреки всем правилам, вырулил на обочину, разогнав машину. Мы летели мимо стоящих в пробке автомобилей, и мне стало не по себе от этой рискованной езды. Но ещё больше беспокойства мне приносило имя, которое он только что произнёс.
Кирилл Алексеевич ждал. И каждый миг приближал меня к неизбежному.
Остановились мы около высотного здания, в котором я узнала одну из самых дорогих гостиниц города, и не смогла сдержать ехидной улыбки — куда еще меня могли привезти. Не домой же!
Водитель вышел и открыл мне двери. Меня тотчас проводили в роскошный просторный холл, где всё дышало деньгами и властью. Высокие потолки, сверкающие люстры и безукоризненно отполированный мраморный пол. Внутреннее убранство поражало своей изысканностью, и это только усиливало чувство моей неуместности. Я была здесь как чужая, как что-то, что не должно было касаться этих стен.
— Кирилл Алексеевич ожидает вас в ресторане, — равнодушно сообщил мне водитель, указывая рукой направление. Его лицо было непроницаемым, и в его глазах не было ни сочувствия, ни интереса, только профессиональное равнодушие.
Я кивнула, не говоря ни слова, и направилась в указанную сторону. Шаги по мраморному полу эхом отдавались в моём сознании, словно предвещая то, что должно было произойти дальше. Я чувствовала, как страх и отвращение снова сжимаются в тугой ком в животе, но шла вперёд, потому что отступать было некуда.
Богданов сидел за столиком у огромного окна, через которое виднелись смутные очертания дождливого ноябрьского города. Однако окно было частично закрыто изысканным интерьером, отсекающим любые любопытные взгляды. Это место, очевидно, было создано, чтобы хранить тайны, и я понимала, что моя — лишь одна из множества, которые здесь обсуждались.
Он сидел в кресле, вальяжно откинувшись, с ногой, закинутой на колено, и выглядел настолько расслабленным и уверенным в себе, что это мгновенно задело меня. В его глазах светилось едва уловимое развлечение, как будто всё это было для него лишь очередной игрой, в которой он был непоколебимым победителем.
Я остановилась на мгновение, чтобы взять себя в руки, ощущая, как моя кожа холодеет от злости и страха, но я не могла позволить себе показаться слабой. С каким-то болезненным осознанием пришла мысль, что для него всё это действительно могло быть обыденностью. Я понятия не имела, сколько раз он использовал свою власть, чтобы загонять других людей в такие ситуации, как моя. Может быть, это было частью его привычного ритуала — наслаждаться своим могуществом и контролем над чужими судьбами.
Он поднял глаза, заметив моё приближение, окинул оценивающим взглядом, и его улыбка чуть расширилась. Этот хищный блеск в его взгляде заставил меня ещё крепче сжать руки в кулаки. Я подошла к столу, стараясь сохранять самообладание, хотя внутри всё тряслось.
— Присаживайся, Агата, — сказал он с той же самодовольной ленивой интонацией, кивая на кресло напротив. — Рад, что ты пришла.
Его слова прозвучали так, будто я была на обычной деловой встрече, но для меня это был самый сложный вечер в моей жизни. Я медленно села, стараясь не выдать дрожь, охватившую всё моё тело, и приготовилась к тому, что должно было последовать.
— Поужинаем? Ты голодна? — спросил он, с лёгкой улыбкой, словно всё происходящее было обычным, непринуждённым ужином между деловыми партнёрами. Его тон был беззаботным, почти дружелюбным, и это только усиливало чувство нереальности, которое окутывало меня.
— Нет, не голодна, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Я не могла есть, не сейчас. Один лишь запах еды вызывал у меня тошноту, а мысли о том, что стоит за этим предложением, делали всё ещё хуже.
— Жаль, — протянул он с тенью разочарования. — Но ты знаешь, хороший ужин всегда располагает к приятной беседе. — Он жестом подозвал официанта, как будто этот вечер не был ничем особенным, а я была просто гостьей в его маленьком мире вседозволенности.
Повинуясь властному жесту, официант налил мне в бокал белого, игристого вина, и я следила за тем, как золотистые пузырьки поднимались к поверхности, чувствуя, как внутри растёт непреодолимое желание сбежать.
— За что мы пьем? — спросил он, поднимая свой бокал, его улыбка была леденящей, как сама ночь за окнами.
— Предлагаю выпить за кармическую справедливость, — ледяным тоном ответила я. Богданов посмотрел на меня долгим взглядом и от души рассмеялся.
— Ну что ж, за карму! — Он сделал глоток вина, всё ещё с искоркой веселья в глазах, и я чувствовала, что стала для него забавной игрушкой, которую он не ожидал увидеть. — Я смотрю вечер перестает быть томным. Агата, ты не перестаешь меня удивлять.
— К чему этот политес, Кирилл Алексеевич? — сквозь зубы процедила я. — Мы заключили сделку, не обязательно вести со мной светский разговор.
Он склонил голову чуть набок, словно бы изучая меня заново, будто не мог поверить в мою смелость.