Игры фавна

И тут Леспок мысленно рассмеялся от собственной глупости. На берегу ему вообще не понадобится больше оставаться рыбой! Он мог принять свою собственную форму.

Так он и сделал. Через мгновение он уже стоял в воде по щиколотку: к нему вернулось всё, и сума, в том числе. Сума? Он удивился мысли, что её тоже удалось сюда доставить. Заглянув внутрь, фавн убедился, что это касалось и её содержимого, включая заткнутый пробкой флакончик и запасную пару сандалет. Душа могла пользоваться теми же вещами, что и тело. Это обнадёживало.

Что-то с силой врезалось в воду позади него. Затем появился лошадиный силуэт.

— Я передала ей, — сказала кобылка Ромашка. — Теперь мы на Птеро, и можем начать твои поиски.

— Отлично, — ответил Леспок. — С чего начнём?

— Понятия не имею.

Леспок взглянул на расстилавшийся перед ним пляж. Да, одно это испытание обещало стоить всех трёх, устроенных добрым волшебником.

Они выбрались на пляж и сделали передышку. Леспок обратил внимание на то, что его ноги встречали сопротивление воды, а копыта Ромашки ступали по ней совершенно призрачно. Пляж аккуратной белой лентой извивался между морем и джунглями, словно стараясь оградить их друг от друга. Воздух был тёплым.

Леспок обдумал слова Ромашки.

— Если ты не знаешь, откуда начинать поиски, и я не знаю, то как мы с ними справимся?

— Может, кого-нибудь спросим.

Что-то его слегка беспокоило, и он не мог понять, что именно. Потом вдруг осознал.

— Когда ты говоришь, твой рот не открывается.

— Потому что лошади не могут разговаривать с помощью рта. Они могут только ржать. Поэтому я продолжаю говорить с тобой мысленно, через грёзы.

— Но сейчас я использую рот для разговора. Я слышу звуки.

— Это потому, что ты материален.

— Как это? Ведь сюда прилетела только моя душа.

— Душа здесь, где всё очень маленькое, обладает достаточным весом для формирования тела. Поэтому ты вернулся к своему обычному полноценному образу, с сумой и сандалетами.

— А ты приняла свой облик, — согласился он, начиная понимать. — Но ты выглядишь немного расплывчато.

— Это из-за того, что во мне только половина души, тогда как лошадиное тело в несколько раз массивней тела фавна. Поэтому во мне лишь десятая часть от твоей плотности. Если ты попробуешь дотронуться до меня, рука пройдёт насквозь.

— Да? — Он протянул руку, желая похлопать её по плечу, но пальцы, встретив лишь слабенькое сопротивление, погрузились в тело Ромашки. Он быстро выдернул руку: — Извини.

Она пожала плечами; любопытный манёвр.

— Больно не было. Пока ты видишь и слышишь меня, всё в порядке.

— Интересно… если ты не против… а могла бы ты стать здесь такой же плотной, как я? Если бы уменьшилась в размерах. Тогда у тебя получилось бы использовать для беседы рот.

— Конечно, если хочешь. — Кобылка уменьшилась, принимая форму милой человеческой девушки в облегающем чёрном платье. — Так пойдёт? — спросила она, и её губы шевельнулись. — Во мне только половина твоей массы, так что, увеличившись хоть чуточку, я снова стану туманной.

— Так хорошо. Ты замечательно выглядишь, — он хотел сказать, что её новый образ получился удовлетворительным, но в действительности он был более чем удовлетворителен. Теперь Ромашка напоминала не просто красивую девушку, а нимфу с прекрасными, ниспадающими на спину чёрными волосами. Единственным исключением был её нос, который слегка сохранил лошадиные пропорции, что в её случае вопросов не вызывало. В конце концов, сущность она сохранила лошадиную.

Ромашка сделала шаг вперёд и тут же растянулась на песке.

— И-иго-го! — огорчённо воскликнула она. — Я не привыкла быть материальной.

Леспок осознал, что это имело смысл. На протяжение тридцати лет она, со своей половинчатой душой, существовала в виде кобылки-призрака, а до этого и вовсе жила бездушной тёмной лошадкой, и всегда передвигалась на четырёх ногах. Она не умела управляться с настоящим человеческим телом.

— Моя вина, — вздохнул он. — Наверное, тебе лучше вернуться к своей лошадиной форме.

— Но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя неловко просто потому, что я не двигаю губами, когда говорю, — запротестовала она. — Уверена, что справлюсь и с этой формой, если сосредоточусь.

Но на её щеке уже появилась царапина от лежавшей на берегу ракушки. Это заставило его острее ощутить свою вину.

— Лучше я буду чувствовать себя неловко, чем ты — падать, разбивая лицо.

Она встревожилась: — Ох. Я ранена?

Фавн нырнул в свою суму и вытащил зеркальце. Он протянул его Ромашке и она взяла его так, чтобы увидеть лицо.

— Я поранилась. Ох, мне так неловко.

Она провела пальцами по щеке, стирая царапину, и кожа вновь обрела первоначальную гладкость. Леспок удивился, но ненадолго — он вспомнил, что здесь можно менять в себе что угодно. Как и большинство женщин, Ромашка не терпела в себе дефектов и хотела выглядеть хорошо даже в непривычном для себя образе.

Она вернула зеркальце, и Леспок положил его обратно. Оно звякнуло обо что-то; скорее всего, о сандалеты. Это навело его на мысль.

— Ты можешь обуться в мою запасную пару сандалет! Они не дадут тебе спотыкаться. — Он извлёк обувь наружу и предложил ей.