Игры Фортуны

— Сие объяснимо, — ответил Антон-Ульрих. — Лучшие полки, лейб-гвардейские и столичного гарнизона императрица предпочитает держать при своей особе, воюет же армия, а также разнообразные казаки, калмыки и иные отдаленные ее подданные. Таким образом, оказаться на полях Марса можно лишь подав рапорт о переводе в армию, что для лейб-гвардейских офицеров отнюдь не значит сохранения старшинства в чинах[31], наши же кирасиры, коли сподобятся вернуться живыми, могут не найти вновь ваканции в своем прежнем полку…  Потому на войну никто отсюда не торопится.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Мюнхгаузен, изумление которого начало граничить с возмущением. — Молодому офицеру должно искать баталии, а не бежать от нее в погоне за чинами! Слава есть высшая доблесть воина! Экселенц, прошу чести! Я завтра же готов сменить свой блестящий колет на скромный мундир драгуна и лететь в действующую армию с первой же эстафетой!

— Похвально, однако неразумно, — пояснил Антон-Ульрих. — Подождемте, друг мой. Наши стремления совпадают, поверьте, как вероятно, совпадают и чувства, коими они продиктованы…

Тут Антон-Ульрих глубоко вздохнул и незаметно скосил глаза на миниатюрный портрет Анны Леопольдовны, всегда стоявший на его рабочем бюро. Взор его затуманился слезой, но он быстро оправился и продолжал:

— Война, столь далекая от столиц империи нашей, идет весьма неуспешно. Прежде, в первый год войны, генерал Леонтьев, а в прошлом году и генерал-фельдмаршал Миних, первейший и наиболее оделенный талантом воин из здешних Ахиллесов, дважды ходили на Крым. Однако оба же раза вынуждены были повернуть в ретираду с огромной убылью в войсках…  Не столько от действий неприятеля, сколько от страшных болезней, кои в тех гиблых местах весьма процветают. Ныне же генерал-фельдмаршал Миних собирает новую армию, невиданную прежде по размерам, твердо вознамерившись нанести Османам и Гиреям решительный удар. Нынче по весне из Питербурха выступает наконец в поход лейб-гвардия, немного, всего три баталиона. Однако весьма многие знатные особы отправятся при них в армию генерал-фельдмаршала Миниха, дабы получить команду и свою долю лавров предстоящей виктории. И мы с вами, мой дорогой Мюнхгаузен, предложим сему знаменитому воину свои шпаги в качестве волонтеров…

Тут Мюнхгаузен, презрев все правила этикета, горячо заключил своего патрона в объятия:

— Да, экселенц! Мы оба молоды и жаждем славы! Мы оба несчастливы в любви, но, я верю, наши дамы сменят холодность на милость, когда мы вернемся с Марсовых полей, увенчанные…

— Если вернемся, мой юный друг…

Тут Антон-Ульрих еще раз взглянул на портрет своей невесты и завздыхал столь жалостно, что собственные неудачи в любви показались Мюнхгаузену смешными. Княжна Елена Голицына, по крайней мере, едва знала его, несчастный же герцог уже осаждает неприступное сердце Анны Леопольдовны несколько лет, а все столь же далек от победы, как и Миних на своем военном поприще…

* * *

Несмотря на терзания разбитого сердца, герцог Брауншвейгский готовился к походу основательно. Шуршание истертых географических карт и книжных страниц быстро наскучило Мюнхгаузену. Однако он, боясь, что патрон возьмет вместо него в поход более усердного пажа, прилежно зубрил вместе с Антоном-Ульрихом названия местностей, городов и рек, которыми им предстояло идти в погоне за военной Фортуной. Он знал, что обширная, обильная дарами земли и цветущая область, в которой сейчас зализывала раны и наполнялась новыми силами армия Миниха, именуется Малороссия, а еще Гетманщина. Это потому, что некогда ей управлял вассальный русским царям правитель — «гетман» (не от немецкого ли «Hauptmann» — воинский начальник?). Ныне толстая императрица Анна Иоанновна (весьма неглупая, если присмотреться!), не позволяет держать там единого правителя, делами же ведает специальный управительный орган — Малороссийское правление, всецело подчиненное (разумеется!) всесильному фавориту императрицы Бирону. А еще там отличная иррегулярная конница («Saporoger Kosaken»), красивые женщины и море цветов по весне.

Однако щедрая Малороссия заканчивается, и на пути к Крыму и турецким форпостам у Черного моря (того самого Эвксинского Понта из древнегреческих манускриптов!) и границ Молдавии начинается огромное дикое пространство, поросшее буйными травами, но скудное водой. Его зовут по-русски, и по-немецки одинаково зловеще: «Дикое поле». Вот там-то и ждет главное «веселье», с жаждой и бескормицей, зажженной землей до горизонта и свистом татарских стрел. Русским войскам несколько раз удавалось проходить его насквозь еще со времен деда обожаемой княжны Елены Голицыной, тоже водившего поход на Крым. Но после этого изнурительного перехода сил на добрую драку уже не оставалось, и приходилось поворачивать назад; ретирада же стоила изможденным войскам еще дороже, чем поход «в ту сторону».