Голова Мюнхгаузена начинала положительно лопаться от извилистых линий географических карт, змеящихся по ним дорог (весьма вероятно, существовавших только на картах) и рек с чудными краткими названиями (Днепр, Днестр, Буг, Ингул… ). О причинах войны, на которую предстояло отправиться, юный барон так и не смог вынести четкого суждения: какие-то земли, обещанные Петром Великим Персии, на которые покусились крымские Гиреи, а Гиреи есть вассалы Порты, а Порта…
Герцог Антон-Ульрих проявлял чудеса усидчивости, просиживая ночи над бумагами, глотая трактаты по военному искусству и географии. Затепливался рассвет, и они отправлялись на манеж или в фехтовальный зал — готовить к походу не только ум, но и тело.
Между тем огромная северная империя долго и трудно копила силы для ответного удара, стягивая отовсюду войска, «взывая к своим храбрым сынам», которых рекрутские наборы по отдаленным губерниям отрывали от крестьянской сохи и заталкивали в солдатские ряды, клепая в Туле новые фузеи, отливая в поту уральских заводов бронзовые и чугунные пушки, сколачивая на Брянских верфях неказистые, но крепкие корабли для перевозки войск… И вот наконец огромное воинство российское пришло в движение и выступило, двинулось, тронулось с места, подобно огромной монолитной глыбе, увлеченной обвалом, и покатилось через пространство навстречу своей судьбе.
Представив своему сопернику, ирландцу, французскому выученику и ветерану русской службы генерал-фельдмаршалу Ласси вновь штурмовать Крым, хитроумный Бурхард Кристоф Миних нацелился на этот раз на более доступную, но не менее важную добычу — сильный укрепленный османский порт в северном Причерноморье Очаков, лежащий на удобных для мореходства длинных лиманах Днепра и Буга. В лето от Рождества Христова 1737-е Миних вел за собой гигантскую воинскую силу Первой армии — пехотные полки Владимирский, Сибирский, Кексгольмский, 1-й Московский, Ярославский, Тобольский, Белозерский, Санкт-Петербургский, Нарвский, Астраханский, Бутырский, Смоленский, Черниговский, Суздальский, Ростовский, Великолуцкий, Ладожский, Псковский, 2-й Московский, Воронежский, Новгородский, Капорский, Киевский, Архангелогородский, Вятский, Выборгский, Шлиссельбургский, Рязанский, Троицкий; полки ландмилиции[32]
Белгородский, Курский, Севский, Брянский, Путивльский, Борисоглебский, Белевский, Новооскольский, Орловский; драгунские полки Троицкий, Ингерманландский, Московский, Киевский, Рязанский, Нарвский, Тобольский, Санкт-Петербургский, Сибирский, Тверской, Новотроицкий, Рижский, Пермский, Ревельский, Новгородский, Владимирский, Архангелогородский, Вятский, Луцкий, Каргопольский. А сверх того лейб-гвардейских три батальона, по одному от полков Преображенского, Семеновского и Измайловского, конной гвардии два эскадрона, эскадрон Минихова кирасирского полка, артиллерия и инженерный корпус. Сколько строевых и нестроевых солдат насчитывало это огромное воинство, рождавшее воспоминание о ратях Аттилы и Александра Македонского, навряд ли ответил бы точно даже сам генерал-фельдмаршал Миних, но ниникак не менее 60 или 70 тысяч; а ожидалось, что на походе присоединятся еще запорожские и донские казаки!Среди блестящего сообщества полководцев, которых собрал под свою руку Миних, словно Агамемнон вождей ахейских, было немало знатных особ. Трое братьев всесильного любимца царицы Бирона — Карл, Магнус и Густав, все в генеральских чинах, имели высокие должности, однако ни для кого не было секретом, что этим троеглазием зрит за происходящим на театре войны их державный брат. Первую дивизию вел высокородный принц Гессен-Гомбургский Людвиг. Генералитет составился более чем наполовину из уроженцев различных немецких земель, сделавших отличную карьеру на русской службе и мечтавших о еще лучшей. Несколько русских генералов, среди которых выделялись предводитель первого неудачного похода на Крым генерал-лейтенант Михайло Леонтьев и прежде опальный старый воин генерал-аншеф граф Румянцев, были ценны своим боевым опытом.
К этой воинственной плеяде, исполненной честолюбия и храбрости, смелых надежд и затаенных опасений, внешнего дружества и непримиримого соперничества, и прибыли из Санкт-Петербурга герцог Брауншвейгский Антон-Ульрих со своим крошечным «двором», состоявшим из пажей фон Мюнхгаухена и фон Хоима, кучки слуг и конюхов, а также герцогского денщика Васьки. По молодости лет и неимению военного опыта Антон-Ульрих именовался неопределенным словом «волонтер», и хотя был вхож в «круг вождей», никакой определенной должности не занимал. Впрочем, этого ему было довольно, и он жадно смотрел, слушал и — учился!