Игры Фортуны

— Ваше высочество! — вмешалась Юлиана. — Господин фельдмаршал погорячился. Едва ли стоит подписывать его прошение…

— Замолчи, Юлиана! Что вы замерли, фельдмаршал? Давайте, давайте, не бойтесь…

— Подумайте, Ваше Высочество, не торопитесь! — в свою очередь воскликнул Линар, бросаясь на помощь Юлиане Менгден, что было совсем уж редкостью.

— Не торопиться? — Анна взглянула на Линара долгим красноречивым взглядом. Потом, словно вспомнив о чем-то крайне неприятном для нее, тяжело вздохнула, забрала прошение из рук совершенно опешившего Миниха, внимательно прочла.

— Оставьте прошение, фельдмаршал, — сказала она. — Я подпишу на досуге.

— Но, ваше высочество, я, собственно говоря, совсем не это имел в виду, поднося вам сей документ, — запоздало заюлил Миних, вдруг став жалок в своей попытке отыграть назад волю Фортуны. — Я, собственно, не желал подавать в отставку…  Совсем напротив, ваше высочество, я, собственно говоря…

— Собственно говоря, меня не заботит, что вы имели в виду, — неприязненно отрезала правительница, и в ее голосе зазвенела редкая сталь. — Отставка поднесена вами с полной ясностью. Я дам ей ход.

Миних горестно застонал от осознания необратимости происшедшего и чувства собственной глупости. Его самодовольное мясистое лицо приобрело свинцовый оттенок и превратилось в маску живой муки.

— Умоляю, ваше высочество, отдайте, отдайте мне эту несчастную бумажку, — он с дрожью протянул к правительнице руки.

— Вы свободны, — отрезала она. — Извольте идти, господин Миних!

Она намеренно не назвала его «фельдмаршалом».

— Не надо, ради Провидения, ваше высочество…

— Надо. Ступайте!

Миних повернулся, словно в кошмарном сне, задел бедром за проклятый ломберный столик, с которого ему не досталось самого завалящего бриллиантика, словно лунатик пошарил руками по сторонам, ища опоры. Уцепился за клетку с попугаем и жалобно простонал:

— Мeine Mutter, meine liebe Mutter[56]…

— Пшшшел воннн! Дурррак! Дуррак! — хрипло отозвался попугай.

— За что, немилосердная птица?.. — пролепетал Миних заплетающимся языком. — Oh mein Gott[57]…

Стремительно и сокрушительно ставший опальным фельдмаршал не помнил, как покинул покои правительницы. В дворцовой гардеробной он беспрепятственно позволил вороватому камер-лакею накинуть ему на плечи ему вместо роскошной бобровой шубы плащ попроще, шляпу с пышным фельдмаршальским плюмажем непослушными руками надел с поля, трость вовсе забыл, а в санный возок не сел, а рухнул…

Кони резво понеслись по снежной дороге, унося Миниха прочь от Зимнего дворца, из-под старой покосившейся кровли которого ехидно усмехалась ему вслед непотребная девка Фортуна.

Фельдмаршал рыдал, как ребенок, плаксиво жаловался на сердце, хоть его никто не слышал, и все пытался понять… Что стало с этой сентиментальной девчонкой, которая совсем недавно умоляла его о помощи? Почувствовала в себе силу? Или не в себе, а в этом Линаре? Может, в Головкине? Линар и Юлиана останавливали ее, просили передумать. Значит, Головкин и Остерман? И эта марионетка, Антон-Ульрих? Ах, зачем его только не убило под Очаковом, зачем он не загнулся от чумы под Бендерами?! Все трое подкапываются под него и льют яд в уши правительнице.

— Приехали, ваше сто-сто-ство! — браво доложил денщик, распахивая перед Минихм дверцы возка. Битый вояка нетвердо ступил на снег, коротко размахнулся и со всей силы въехал кулаком в зубы солдату, в оскале которых ему почудилась насмешка. Денщик полетел кувырком, пятная снег кровью — рука у фельдмаршала была по-тевтонски мощная. Затем он от души попинал бедолагу по ребрам ногами. Мимоходом пожалел, что забыл во дворце трость, и завершил экзекуцию ножнами шпаги.

Избиение солдата позволило Миниху немного успокоиться и взять себя в руки, поэтому часовой на крыльце просто получил кулаком в глаз, а мальчишка-казачок, неловко сунувшийся разувать фельдмаршала — только хорошую затрещину.

Затворившись в кабинете, Миних велел устрашенному дежурному адъютанту никого не пускать, немного походил из угла в угол и обрел прежнюю живость мысли и твердость воли. Что ж, рано осмелела девочка! В такое зыбкое и неверное имя регентина отказывается от услуг своего недавнего спасителя?! Последнее казалось Миниху невероятным.

Правительница Анна собственными слабыми и нежными ручками рыла могилу себе и своему возможному царствованию. Нет, не быть ей императрицей, Анной Второй, и даже регентской власти Анна не удержит. Миних впервые пожалел, что предложил свои услуги Анне, а не Елизавете. Переметнуться в лагерь цесаревны? Может, еще не поздно?

* * *

А в это время в золотистых покоях Линар и Юлиана отчитывали правительницу.

— Анна, это же глупо! — повысил голос Линар. — Ты губишь себя и нас!

— И сына! — добавила Юлиана, явно играя не по правилам.

— Я спасаю себя и вас, и сына! — упрямо твердила Анна. — Миних суть прирожденный предатель. Он предаст меня с такой же легкостью, как Бирона!

— Он спас тебя! Вспомни, кем ты была при Бироне! — горячо воскликнула Юлиана.

— Фельдмаршал — твоя первая шпага, — добавил Линар.