Борис посмотрел на Никольского, изучавшего фотографию, и задумался, о чем тот думает. Он оглядел комнату. На стенах висели черно-белые фотографии в рамках разных размеров, прислоненные к книжным полкам, прислоненные к стенам его стола, иногда по две-три стопки. Все они, все, что видел Борис, были изображениями женщин, в основном портретами.
- Однако я думаю, - продолжал Сергей, - что если бы муж этой женщины узнал сегодня, что она сделала в своем горе, он был бы потрясен. Экстремальная ситуация, которая вызвала ее поведение, была его смерть, так что, пока он был жив, он никогда бы не увидел этот... необычный аспект ее психики.
Никольский оторвал взгляд от фотографии и встал.
- Я хочу, чтобы вы запомнили эту фотографию и эту историю, господин Смирин. Когда мы решим, как решить вашу проблему, в какой-то момент на этом пути - а это неизбежно произойдет-вы будете склонны верить, что лучше знаете, как выпутаться из этого испытания, которое вы собираетесь испытать. Вы будете думать, что вам не нужно меня слушать, что у вас есть лучшее чутье на то, что должно быть сделано в тот или иной момент.
Он сделал паузу и почти улыбнулся, его лицо приняло выражение, которое Борис не понимал и которое заставило его почувствовать себя неловко.
- Если вы не хотите, чтобы я видел, как ваша жена отреагирует на вашу смерть, - сказал он, взглянув на фотографию, - вы должны выслушать меня. Вы должны делать то, что я вам говорю... так, как я вам говорю.
Удивленный неожиданным выводом Никольского, Борис тоже встал.
- Сейчас придет мой помощник и покажет, где можно освежиться, - сказал Никольский. - Я присоединюсь к вам внизу через двадцать минут.
Без дальнейших объяснений Сергей оставил Бориса стоять на месте и вышел из кабинета.
Глава 12
Оставшись один в комнате, Борис снова посмотрел на картину. Довольно творческое предупреждение Никольского было ярким и ошеломило его своим почти жестоким оттенком. Это нервировало, как он и предполагал.
Он взял одну из книг, лежавших на библиотечном столе, и прочел название: "История, культура и обычаи эллинистической эпохи". Он пролистал его и увидел, что страницы исписаны коричневыми чернилами. Он взял другую брошюру: "Вестник ЛГУ: Этногеографическое исследование Анд и Кордильер". Опять же с большими комментариями. Он наклонился и посмотрел на раскрытую книгу с авторучкой как закладкой: "Сказка лжеца: история лжи". Еще заметки на полях коричневыми чернилами. Из соседней книги торчала дюжина маркеров: "Естественная история души в Древнем Египте".
Борис удивился. Он ожидал найти книги по разведывательным технологиям, криптографии, международной преступности, терроризму, торговле наркотиками... похищениям людей. Здесь ничего подобного. Но у Никольского явно были свои ресурсы. В комнате, где работали три помощника, должно быть, хранилось огромное количество информации, и он вспомнил, что в телефонном разговоре Никольский упоминал о своих архивах.
Тень в дверях заставила его поднять голову. Там стоял человек, которого он еще не видел у Сергея: бритый наголо молодой человек в поварском костюме сделал ему жест рукой. Он последовал за ним по балкону на другую сторону.
У него болела шея, и он почувствовал, как начинает болеть голова. Сняв галстук, он подумал о фотографии испанской вдовы и ее обезьяны и о том, как Никольский выбрал для нее место в своем кабинете, которое практически определяло характер этого места. Борис был уверен, что в этой картине есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд или на что намекает Никольский. И он был уверен, что в Сергее Никольском есть нечто большее, чем то, что можно понять, зная его всю жизнь.
Он последовал за бритым парнем вниз, в столовую, одна стена которой выходила во двор. Сидя в одиночестве, некоторое время он наслаждался подготовленными молодым поваром холодными закусками и пивом. Эхо негромкой музыки, доносившееся откуда-то из колоннад и затихавшее в глубине фонтана, было почти усыпляющим, даже успокаивающим. Затем, неожиданно, этот мимолетный покой застрял у него в горле, как рыдание, и он оказался на грани слез. Черт, что с ним происходит? Он поставил пиво и попытался взять себя в руки, сбитый с толку внезапным взрывом сильных чувств. Смутившись, он сглотнул. И снова сглотнул.
Пытаясь успокоиться, он увидел, как Никольский вошел через коридор и вошел в лоджию через двор. К тому времени, когда он добрался до столовой, Борис уже обуздал свои эмоции.
Никольский сел рядом с ним, и повар принес ему тарелку с ломтиками мясной нарезки. Он взял один из ломтиков копченого мяса, лежавших на краю тарелки, и капнул лимонным соком на него. Он съел несколько кусочков и продолжил разговор, словно и не уходил.