Каллен излучал такую непоколебимую уверенность в том, что должна, а чего не должна была делать Гвен, что Рэдрику стало неловко – сам он подобной уверенности не испытывал вовсе. Иногда в мыслях Рэдрика его сестра становилась кем-то вроде демона Гера Шредина, о котором однажды рассказывал ему Дориан, – этот демон с равной вероятностью мог находиться или не находиться в любой точке, пока кто-то наконец не решался проверить. Обычно эта страшная точка находилась у кого-нибудь за спиной.
- Знаю я, - пробормотал он и оскалился не хуже Маферата. – Знаю…
- Я проверю, - пообещала Лелиана, почти не разжимая губ. – А теперь ступайте, Инквизитор, время идет, а мы все еще не знаем деталей заговора. Я буду здесь.
- Лелиана, еще… - Рэдрик помедлил, но все же продолжил. – Три разных человека спросили, нравится ли мне черничное мороженое. В этом есть какой-то подвох?
Рэдрик чувствовал себя глупо, задавая этот вопрос, но в Зимнем Дворце каждая фраза имела двойное или даже тройное дно. Самыми опасными были обороты, которые в нормальном мире не имели не только скрытого смысла, но и смысла вообще, а призваны были затыкать неловкие паузы в разговоре.
- А что вы ответили? – быстро спросила Лелиана.
- Что я не любитель, но пару ложек съесть могу.
- Ну что же… - протянула Лелиана. – Не самый плохой вариант. Могло быть хуже. Вашей репутации это не повредит, даже добавит некоторой остроты…
- А что это значит?.. – Рэдрик почувствовал, как по шее сзади сбежала капля холодного пота.
- Не забивайте себе голову, Инквизитор. Придерживайтесь уже сказанного, менять мнение на каждом шагу – дурной тон.
- Лелиана!
- У нас мало времени, Инквизитор.
Рэдрик отошел от тайного канцлера взмокший и красный и понял, что ему нужно подышать свежим воздухом. Вместе с потоком других гостей его вынесло во внутренний двор дворца.
Первое кровавое пятно ему предстояло найти через десять минут ровно.
Обстановка помещения, в котором содержался Герион Алексиус, нагляднее всего иллюстрировала разногласия в семье Тревельян. Находилось оно в подвале, за решеткой, и запиралось на замок. В углу грудой лежала солома, положенная узнику вместо постели. Однако прямо посреди вороха соломы стояла кровать на грубых грифоньих лапах, которую принесли по приказу леди Тревельян. В подвалах было сыро – Гвендолен лично заговаривала перину и подушки на влагостойкость, раз в неделю подновляя заклинания. Писать со скованными руками Алексиус не мог – Гвендолен принесла записывающий звуки кристалл, который стоил как годовое содержание узника, и Алексиус получил возможность надиктовывать свои размышления. Книги Гвендолен оборачивала в кожу гургута, чтобы не отсыревали. Факелы на стенах давали мало света и чадили – появились холодные лампы, которые с первого взгляда узнал бы любой маг из Круга. В результате обиталище Алексиуса стало чем-то средним между камерой и комнатой для нелюбимых, но дорогих гостей, и стражники иногда задумывались, с какой стороны тюремной решетки выгоднее находиться человеку. Проблемы с едой Гвендолен решила еще проще, то и дело наведываясь к учителю на обед и разделяя с ним трапезу, вместо того чтобы путаться в вилках за столом среди приглашенной в Скайхолд знати. Поскольку никто не знал, когда именно леди Тревельян взбредет в голову обедать в темнице, повара на всякий случай каждый раз готовили для узника кушанья простые, но приличнее тюремной баланды.
Герион Алексиус сидел на трехногом табурете и читал «Зерцало времен» неизвестного ферелденского автора, когда по подвалу разнеслось эхо. Он узнал шаги Гвендолен – та всегда ходила так, словно уже всюду опоздала.
- Magister! – крикнула она, едва показавшись у входа на лестницу. – Есть новости!
Следом за Гвендолен в проходе показалась хмурая храмовница Лизетта. По ее лицу было видно, что новости новостями, а бежать со всех в ног в тюрьму – это уже слишком, можно и подумать о тех, кто носит доспехи. Тяжелые доспехи. В которых бежать трудно в принципе, а сохранять при этом достоинство – почти непосильная задача. Присутствие Лизетты по-прежнему было необходимо, чтобы Алексиус и его ученица могли встречаться. Инквизитор доверял ей, вернее, выбору Каллена, настолько, что Лизетте даже вручили ключ от камеры Алексиуса, который она никогда не передавала в другие руки. Вот и сейчас Гвендолен приходилось переминаться с ноги на ногу от нетерпения у решетки, пряча ладони за спиной, пока Лизетта неторопливо открывала замок. Очень неторопливо. Так, что с каждым плавным поворотом ключа Гвендолен морщилась, как от зубной боли. Торопить Лизетту было бесполезно.