Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

Сложность заключалась в том, что депрессия как нозологическая единица не находила подкреплений в японской культуре. Психиатрическая классификация со времен DSM-3 стремится к тому, чтобы отражать природные явления, а не социокультурные концепты, однако в реальности психиатрическая диагностика в те годы (и сейчас) сильно зависела от обыкновенного, общепринятого и немедицинского представления о душевных расстройствах.

На Западе у депрессии долгая история. О меланхолии писали задолго до составления первых психиатрических классификаций. К моменту появления СИОЗС понимание депрессии усложнилось, сформировалось представление о видах депрессии и непростом симптомокомплексе этого заболевания. Депрессия стала ядром для большого класса психических расстройств.

В Японии у депрессии не было такой истории. Там больше внимания получило другое явление – тревожность. В 1920-е гг. психиатр Сёма Морита указал на тревожность как на основу целого комплекса проблем с психикой, часто встречающихся у японцев.

Ближе всего к тревожности в том виде, как она описывается в западной литературе, стоит японский термин shinkeishitsu. Он используется для описания «конституционной неврастении», состояния исключительной чувствительности к окружающей среде и особенной предрасположенности к нервозности.

Сёма Морита предлагал использовать немного другое слово, которое ближе по смыслу к понятию «слабые нервы». По его мнению, описываемое состояние не должно рассматриваться как патологическое, оно присутствует абсолютно у всех японцев, хотя и в неодинаковой степени влияет на качество жизни.

Подвид shinkeishitsu – taijinkyofusho, страх общения, социофобия [2]. В японской психологической литературе о taijinkyofusho обычно писали как о специфическом национальном расстройстве японцев, неизвестном на Западе. Действительно, социофобия, по версии DSM-3, не полностью идентична taijinkyofusho. Они пересекаются, но статус отдельных симптомов не совпадает. Для taijinkyofusho важна эритрофобия (боязнь покраснеть), которой в западной психиатрии не придается такого же значения. То же самое можно сказать о принципиальных для taijinkyofusho страхе смотреть в глаза собеседнику и боязни плохо пахнуть. Когда американским психиатрам демонстрировали случаи taijinkyofusho в 1990-х гг., они ставили разные диагнозы, склоняясь в выборе к параноидной шизофрении. Сёма Морита вообще не видел в таких состояниях признаков болезни, объясняя проблемы с общением особенностями темперамента.

Во второй половине XX в. объяснение находили в особенностях культуры, в том, как история Японии порождала факторы риска развития психических расстройств. Реформы Мейдзи (1868–1889 гг.), призванные модернизировать страну, начали этот процесс. Страна менялась, и в результате в модернизированной Японии стало сложно достичь того, что японцы называют amaeru (удовлетворение зависимости от чьего-то благоволения). В 1950-е гг. американские психиатры обратили внимание на то, что в Японии почему-то редко диагностируют паранойю. Социологические исследования помогли понять почему. Чувствовать себя объектом влияния, чувствовать, что находишься под чьим-то воздействием – это не такая уж страшная катастрофа в рамках иерархической этики. В этом нет ничего, что нужно лечить.

Культурное влияние на интерпретацию пациентами своих переживаний можно проиллюстрировать примером упомянутой эритрофобии. В Германии страдающие от эритрофобии боятся того, что на них будут смотреть и всеобщее внимание усилит смущение. В Японии эритрофобия концентрируется вокруг страха того, что покрасневшее лицо смутит других людей и станет причиной чужого неудобства.

***

Отсутствие культурных предпосылок для внедрения прозака понимали сами японские психиатры. Те, кто пытался самостоятельно применять и продвигать этот препарат, признавали, что это очень американское лекарство и его действие может быть не совсем понятно для японца. В американском обществе силен конкурентный дух и для победы в жизненном соревновании американцам нужно обладать уверенностью. Чтобы превратиться из неуверенного человека в уверенного, американец принимает прозак.

Молодые специалисты, приезжавшие из США, были воодушевлены успехами американских коллег, но в основном японские врачи продолжали назначать анксиолитики[50] тогда, когда на Западе назначили бы антидепрессанты. Считалось, что для японцев более свойственно состояние спокойствия, и лекарства им нужны для возврата в это нормальное состояние. Поэтому японцу с разбалансированной психикой врач скорее назначит что-то успокаивающее (бензодиазепины). Для американцев нормально находиться в состоянии возбуждения, и, соответственно, лекарства, которые вернут их в норму, должны обладать стимулирующим эффектом (прозак).