Похожие мысли в то же самое время высказал другой голландский врач Левинус Лемниус. В книге «Occulta naturae miracula» (1559 г.) он предлагал искать причины расстройств сознания в мозге. Нужно разобраться, как работает мозг и, отталкиваясь от гуморальной теории, не терявшей актуальность со времен Гиппократа и Галена, прояснить природу болезни и выбрать способ лечения.
В XIX–XX вв. не обращают внимания на тот факт, что Вейер не только не был материалистом, но, сохраняя веру в Бога, сам был не чужд магии. Он учился у Агриппы, который, по некоторым сведениям, был колдуном. Один из наиболее известных оппонентов Вейера профессор права Жан Боден, в свое время работавший прокурором во французском городе Лан и отправивший на костер не один десяток ведьм, в книге «La Démonomanie des Sorciers» утверждал, что доводы Вейера ложны хотя бы потому, что он сам чернокнижник. Определенные подозрения могло вызвать приложение к «De praestigiis daemonum», в котором Вейер разместил гримуар[59]
со списком 69 демонов и инструкциями по их вызову. В 1596 г. книга Вейера попала в «Индекс запрещенных книг» католической церкви [2].В романе Валерия Брюсова «Огненный ангел» Вейер представлен как защитник естествознания и скептик, относящий все, что связано с магией, к действию воображения. Но в духов, как христианин, он верил. Приписывать ему и другим деятелям эпохи Ренессанса суровый, бескомпромиссный сциентизм[60]
– ошибка людей сциентистского умонастроения.Если Вейер говорит о том, что ведьм нужно отправлять к врачу, а не под суд, из этого не следует, что он отрицает влияние злых духов на человека. Даже если такое влияние существует, психическая неадекватность – не богословская проблема.
Кто в таком случае должен специализироваться на психических аномалиях? Историки психиатрии домысливали за Вейера ответ на этот вопрос. Гипотетически прогрессивный деятель эпохи Возрождения мог сказать так: в тех случаях, когда не помогает обычный врач, надо звать не священника, а другого врача, эксперта по
Григорий Зилбург, американский психоналитик, эмигрировавший в 1919 г. из России (где он учился у В. Бехтерева), пишет об этом, используя удивительную модальность – «некто чувствовал, что нечто должно быть создано». В его «Истории медицинской психологии» (1941 г.) есть такой пассаж о Вейере:
«Он знал, что ответ на проблему не найти в медицине; он знал об удручающем несовершенстве врачей; он знал также, что медицина еще не была готова к решению этой проблемы. Он чувствовал, что должна быть создана психиатрия, и он осознавал, что психиатрия возникнет благодаря медицине, а не богословию, философии или юриспруденции» [3].
Вспоминаются прогрессоры из книг братьев Стругацких – миссионеры науки и гуманизма, которых планета Земля будет отправлять на планеты, где местное население тормозит с развитием. Прогрессор знает все о будущем и знает, что наука неизбежно победит суеверия.
В XVI в. не могло быть знания о психиатрии. Максимум, что можно вообразить, – это человека, который «чувствует, что психиатрия должна быть создана». Пророческая способность испытывать такие нетривиальные чувства превращает Вейера в глазах согласных с Зилбургом историков в «отца психиатрии».
Но Вейер не был психиатром, как его называют [4], или «отцом психиатрии». Раскрытие природных причин странного поведения так называемых ведьм и рождение психиатрии разделены хронологически и концептуально.
О соматических отклонениях у ведьм писали многие средневековые писатели. Вейер совершенно точно не был первым, кто обратил внимание на связь между болезнями тела и состоянием сознания. В признании этой связи не было ничего еретического и противоречащего церковному учению о душе.
В XVI в. никто не мог ставить вопрос так, как его может поставить современный человек – к кому обращаться за помощью при психических расстройствах, к медицине или к религии? Не потому что церковники тоталитарно захватили сферу психического и сжигали каждого, кто искал помощь вне церковных стен. Нет, дело в том, что медицины в современном смысле этого слова просто не было. Научная медицина в том виде, в котором знаем ее мы, появляется после Французской революции. Врачи античности и Средневековья, конечно же, занимались тем же, чем и современные врачи – пытались лечить больных людей. Но разница между медициной древних и медициной наших дней такая же, как между двумя транспортными средствами: рикшей и самолетом. Это не разница между более развитой технологией и менее развитой, это разница между технологией и отсутствием технологии.
Смещение начала истории психиатрии в XVI век выглядит логично для тех, кто привык к схеме из трех шагов: светлая античность – темное Средневековье – возвращение света (Ренессанс). На втором этапе в этой последовательности происходит катастрофа и Церковь монополизирует все, что связано с душой/сознанием. Проблематика психических болезней сводится исключительно к теме одержимости бесами. Научный дискурс возобновляется только в раннее Новое время.