Игры сознания. Нейронаука / психика / психология

Простейший способ остановить распространение дегенерации заключается в том, чтобы пресечь размножение носителей плохой наследственности. Если не получается изолировать всех в стационаре, то можно попробовать стерилизовать. Но для массовой стерилизации требуются точные критерии социально опасного заболевания, с определением которых всегда были проблемы.

В Германии психиатры сочувственно относились к таким евгеническим практикам, как запреты браков, стерилизация и эвтаназия. Нацисты запретили в 1935 г. деятельность обществ психогигиены, но идеи, обсуждавшиеся в контексте профилактической психиатрии, они с жестокостью воплощали в жизнь [2].

В Италии фашисты пошли другим путем. Вместо евгенических манипуляций с населением, они предпочли примитивный и самый громоздкий с точки зрения бюрократии метод – изоляцию всех больных в стационарах. Результатом такой политики стало удвоение количества пациентов в период 1900–1940 гг. и, как следствие, перенаселенность больниц и снижение качества врачебной помощи [3].

***

В принципе не против евгеники был Лев Розенштейн (1884–1934) – центральная фигура в обсуждаемом сюжете. Врач, ученик Сербского, автор первых советских законов о психиатрии, научный секретарь Наркомздрава РСФСР, Розенштейн хотел реализовать идеи социальной психиатрии в Советской России.

Розенштейн занимал пост директора Института невропсихиатрической профилактики, который был создан Наркоматом просвещения. Когда работавшие там психологи стали дерзить в адрес классиков марксизма, Институт передали Наркомздраву.

Слабость евгеники, как считал Розенштейн, в том, что ее практическое приложение возможно только в маленьких сообществах. Если в деревне выявляют «наследственные дегенеративные формы», то в такой деревне необходимо провести «активное евгеническое вмешательство» [4]. Однако более интересные перспективы Розенштейн видел в исследованиях социальных факторов, а не наследственных.

В таком предпочтении при выборе акцентов чувствуется что-то более глубокое, чем приверженность научной школе. С 1840 гг. русская интеллигенция полюбила выражение «среда заела». Мысль о том, что человек может «дегенерировать» или вести преступный образ жизни, просто потому что так «на роду написано», т. е. генетически предопределено, кажется слишком жестокой. Хочется верить в то, что вся беда в том, что «среда заела», и если среду умело реформировать, никто больше не будет «вырождаться».

Классики дореволюционной науки (Бехтерев, Сербский) так и думали: душевное здоровье страдает от плохого социально-политического устройства России, надо переделать государство, тогда люди станут здоровее.

Розенштейна интересовала «нервность», состояние, при котором человека не надо изолировать, как в случае с психозом, но надо лечить, обращая внимание на факторы среды, повлиявшие на появление болезни. По мысли Розенштейна, психиатры должны взяться за переустройство быта советских граждан. Иначе люди будут страдать не только «нервностью», но и чем-нибудь посерьезнее.

Идеал советского психиатра описывался так: «Деятельный участник борьбы за изменение быта людей в целях возможно полного уничтожения всех поводов для личных, семейных, имущественных и общественных конфликтов и во имя наиболее совершенной организации человеческой энергии на поприще бодрящего коллективного труда» [5].

Итак, психика ломается из-за плохих общественных условий, и, чтобы не болеть, надо реорганизовать среду обитания. Позиция психиатра должна быть активной. Он не ждет пациента с жалобами, а сам занимается исследованием общества, сканируя население на предмет подозрительных симптомов.

Этой цели должны были служить психоневрологические диспансеры (ПНД), которые начали создавать в 1925 г. ПНД задумывался не как филиал стационара или психиатрическая амбулатория. В его задачи входило наблюдение за населением в целом, а не только за больными людьми. Суть диспансерного метода – знакомство с условиями быта потенциальных пациентов, «психосанитария» [6] в масштабах целой страны. Для этого в ПНД существовала должность «врач по вопросам быта» [7].

Организация в каждом районе города местной психиатрической помощи – сверхпередовая идея для своего времени. Во Франции, например, такая система появилась только в 1960-х гг., когда, благодаря новым лекарствам, хронически больных можно было отпустить из стационара домой и наблюдать за ними по месту жительства [8].

***

Первые результаты массовой диспансеризации показали, что советские люди находятся практически на грани срыва. Большинство обследованных жаловались на головную боль, раздражительность, утомляемость, апатию, вялость и бессонницу [9]. Выявленный симптомокомплекс можно было обозначить как форму «мягкой шизофрении», что позднее и делалось, но чаще всего психиатры говорили о «нервности», используя не только менее стигматизирующий термин, но и термин, отличающийся от известного с дореволюционных времен слова «неврастения». «Нервность» звучит обыденно и просто, в отличие от навевающей аристократический аромат «неврастении».