Советские психогигиенисты
Мировая тенденция, которая начинает разворачиваться на рубеже XIX–XX вв., вывела психиатрию из приютов для душевнобольных, которые, строго говоря, не воспринимались как собственно медицинские заведения. Психиатрия стремилась не только утвердиться в статусе полноценной («такой же, как другие») медицинской дисциплины и изменить устаревшие внутренние порядки. Движение вовне, в мир, за пределы, обозначенные оградой стационара, отражало новые амбиции врачей-алиенистов.
Это было не только движение прочь от специфики режимных учреждений. Одновременно с организационными границами психиатрия расширяла представление о предмете своего внимания. Сфера компетенции психиатра изменялась параллельно с «обмирщением» его ремесла и более надежным закреплением психиатрии в круге медицинских специальностей. Психиатры начали заниматься новыми типами людей: серийные убийцы, сексуальные девианты, пьяницы, дети с проблемами в поведении, ветераны войн.
Ограниченные возможности стационаров вызывали все более сильное разочарование. Качественного изменения в лечении предстояло ждать еще полвека, до психофармакологической революции 1950-х гг. Понятно, почему врачи обратились к теме превентивной медицины, т. е. к социальной работе по профилактике психических заболеваний.
В СССР развитие профилактической психиатрии стало возможным в силу относительной свободы психиатрического сообщества в 1920-х гг. Психогигиена была проектом, благословленным правительством, но придуманным самими психиатрами. Закрытие психогигиенического проекта в 1930-х гг. связано с тем, что, во-первых, изменилось отношение власти к автономии психиатрической науки. Во-вторых, скрининговые[73]
обследования, проводившиеся в рамках психопрофилактики, рисовали совсем не ту лучезарную картину, которая была востребована в годы Великого перелома[74].Идеологические претензии в данном случае попали в слабое место научного метода. Позже советское правительство будет иначе относиться к зыбкости диагностических критериев в «малой психиатрии»[75]
, заметив, что в размытости границНо в 1930-е гг. в психиатрической гипердиагностике партийное начальство не видело ничего полезного для себя. К 1936 г., когда прошел II Всесоюзный съезд невропатологов и психиатров, стало ясно, что независимая психиатрия несет в себе опасность для монополии партии в том, что касается сознания советских граждан. Чиновники Наркомздрава посчитали, что врачам пора вернуться к вопросам биологической психиатрии, освободив территорию пограничных[76]
состояний, на которую медики некогда вторглись под флагом диагностики «мягкой шизофрении».У вопроса о том, кому же принадлежит эта территория, есть своя история. В этих, так сказать, территориальных спорах всегда поднимались темы немедицинского характера. Поэтому интерес государственной власти к проблеме «малой психиатрии» вполне объясним.
Психическую нестабильность, нередко встречавшуюся в российском дореволюционном обществе, любили использовать в политических дискуссиях как охранители, так и революционеры. Для консерваторов эпидемия
Представление о психиатре как о миссионере ментальной гигиены было созвучно духу времени. Желание психиатров увеличить зону своей ответственности совпадало с мировым ростом популярности социализма. Социалистический идеал построен на вере в возможность централизованно организовать жизнь общества в соответствии с рациональными, «научно» обоснованными принципами, воплощение которых поручается особенно умным и ответственным членам общества. Психиатр в таком обществе не может оставаться всего лишь врачом. Учитывая характер болезней, с которыми он работает, он должен взять на себя функцию социального патолога, который вносит свой вклад в улучшение общества.
Сама идея социальной психиатрии родилась в Германии в 1880–1890 гг., т. е. тогда же, когда в Германии впервые в Европе появляется система социального страхования, ставшая прототипом для всех правительственных социальных программ. Первые общественные организации по продвижению социальной психиатрии возникли в США (Комитет психической гигиены, 1909 г.), а в 1920-е гг. психогигиена увлекла советских психиатров.
Профилактическая психиатрия в начале XX в. пела дуэтом с евгеникой. О психических болезнях с XIX в. привыкли думать как о признаках «вырождения». Процесс вырождения – небыстрый и занимает время жизни нескольких поколений. Бывает, что человек с психической патологией сохраняет интеллект и, более того, довольно продуктивен в творчестве. Все искусство эпохи декаданса создано, по мысли сторонников теории вырождения, такими людьми, «высшими дегенератами», как их называл ученик Мореля[77]
В. Маньян [1].