Игры Стражей, или Паноптикум мотыльков

– Хорошо, хорошо. Что я должен? Покаяться? Пожалуйста! Да, люблю поесть, сам страдаю от неуемного аппетита, от проблем с желудком, печенью. Врач предупредил, что надо срочно менять образ жизни. Понимаю, надо. Но, я одинок как перст, после мамы ни одна женщина не переступала порог моего дома. Думаете, я не жалею об этом? Думаете, моя вынужденная страсть к мужчинам восполняет утрату? Нет. Просто после первой неудачи в колледже… после того как меня прилюдно унизили, – Гаспар сжал кулаки и повернулся спиной к Сибилле, пряча глаза, – я уже не мог надеяться. Каждый день, видя в зеркале расплывшееся тело, понимал, что никто на него не польстится. И ел все больше. Зажирал свою боль! И тут я нашел друга, открывшего мир чувственных телесных удовольствий и восхитительных кулинарных изысков. С того дня сексуальное наслаждение и вкус еды стали неразлучны. Обратились допингом. Они создали меня как лучшего в мире кулинарного эксперта, – Гаспар, достав из кармана брюк платок, вытер испарину, проступившую на лбу. —

– Да, я слаб перед пороком. Искренне прошу простить, что трачу львиную долю энергии на смакование и переваривание пищи. И еще… Наверное, с этого надо было начать… Я поражен до глубины души, что мой отчет об уровне здешнего ресторана имел столь трагические последствия. Я не имел ничего против покойного Франсуа Бове. Каюсь, что поддался мимолетному импульсу.

Но позвольте заметить, не могла моя жалоба лишить его должности, хотя не умаляю своей вины. Многим его независимый нрав был не по вкусу. Как знать, возможно, именно эта неприятность стала последней в его долготерпении.

Я искренне прошу прощения у покойного директора отеля, хотя вряд ли он меня сейчас слышит…

– Неважно, я почувствовал, что ваш поступок не был продиктован злым умыслом, он стал доказательством слабости перед мучительными соблазнами. Продолжайте, – поддержал его Гай.

Гаспар вновь покрылся испариной, переминаясь с ноги на ногу, словно огромный медведь. Он мешкал, не зная, что еще сказать.

– Так чем ты готов пожертвовать во спасение, дитя мое? – подсказал ему сидящий на высоком стуле рефери.

Француз протер загривок, смущенно кашлянул. Было видно невооруженным глазом, его мысли мечутся словно потревоженные в улье пчелы.

– Я готов пожертвовать половиной желудка, согласен на резекцию. Вот… – произнес несчастный толстяк, в надежде взглянув на Гая.

Стражи согнулись от хохота. «Малыш Бо» повалился на спину, повизгивая и похрюкивая одновременно.

«Придется снова менять памперс», – мелькнула мысль в голове Софии, оторопевшей от происходящего.

– Да, чувства юмора и смекалки месье Рибо не занимать. Что скажете, господа? – насмеявшись от души, вытерев слезы, обернулся Гай к Стражам.

– Мы принимаем жертву! Толстяк нам по душе. Он расстанется со своим главным богатством, – ответил ребенок, поддерживая сползший подгузник.

Небрежным жестом Гай резюмировал.

– Можете сесть, Гаспар Этьен Рибо, вы прошли испытание, – и тут же обернулся к Сибилле:

– Почетный член Империи Армани! Ау! Ваша очередь.

Глаза позеленевшей от страха девушки остановились в одной точке. Она смотрела на лестницу, ведущую на верхние этажи отеля.

София невольно повернула голову и прищурилась. Не может быть. В пролете между ступенями уютно расположился крупный черный лабрадор.

– Дольче? – послышался тихий голос девушки.

Собака мгновенно поднялась и завиляла хвостом.

Аннет повернула к Сибилле удивленное лицо. Потом сама взглянула на лестницу, но, ничего не увидев там, сказала:

– Я оставила его в питомнике.

Сибилла, не веря ушам, вскочила с дивана, и, не обращая внимания на стоящих в оцеплении стражей, направилась к лестнице.

– Дольче!

Через минуту, поникшая, словно сорванный ветром цветок, вернулась на место.

– Мне показалось… Опять галлюцинация.

София снова взглянула на лестницу. Собака-поводырь исчезла.

Сибилла всхлипнула и закрыла лицо руками.

– Бывает… Что касается человекообразных улиток, то с утра пораньше и не такое мерещится, – успокоил ее Гай. – Можете спросить у Софи! Она не даст соврать.

Девушка не выдержала и зарыдала в голос. Встала, пошатываясь. Гаспар продолжал держать ее за руку.

Англичанин невозмутимо продолжал:

– Обрати внимание, дорогая. Ты прекрасно освоилась в банном халате, стоимостью двадцать франков. Расцвела, словно чайная роза. Да и отельные тапочки удобнее, чем лодочки от Чу. Итак, не будем отнимать драгоценное время. Желаешь покаяться? Мы все внимание!

– Можно я присяду…господин судья? Голова кружится, – жалобно пискнула Сибилла.

– Конечно! Дамы имеют право раскаиваться сидя!

Тонкие колени надломились, девушка без сил опустилась рядом со своим защитником. Чувство локтя вернуло ее безжизненному лицу краску.