– Потому что я не могу променять её на фильм о супергерое.
– Так давай позовём Варвару Петровну!
– Мы и так всё время…
В этот миг в доме раздался грохот, и мы бросились к дверям.
Окно в гостиной было распахнуто. Занавеска, медленно, как танцовщица в платье, раскачивалась. На полу валялись книги, рядом –рухнувшая полка. Я споткнулся о пособие по воспитанию детей и выругался.
– Вот тебе и кино! – с досадой бросила Мария.
– Между прочим, я хотел помочь! – взорвался я. – Это ты жаловалась, как тебе всё надоело!
– Хочешь помочь – доделай амбар! Ты видишь, что она уже не помещается дома!
– Я доделаю, когда у меня будут деньги! Может, ты их заработаешь?
– Может, ты посидишь дома с двумя детьми?
– И посижу! – заревел я, сам удивляясь, как страшно может звучать мой голос. – Только где ты будешь работать, если ничего не умеешь?
Глаза Марии заблестели, щёки вспыхнули пурпуром. Она уже открыла рот, чтобы сказать в ответ что-нибудь обидное, как вдруг, воздух разрезал тонкий крик:
– Пожалуйста, хватит! Вы пугаете Ию! Она… Она…
В дверях застыла Зоя: лицо бледное, пальцы машинально тянутся к шраму.
– Где она?
– В саду.
Топот. Прерывистое дыхание. Шорох листьев.
– Сюда, посветите сюда!
Я раздвинул заросли кустарника и в тусклом свете фонаря увидел круглый силуэт. Найти её теперь стало гораздо легче, чем раньше: планета выросла мне по грудь.
– Дай мне!
Я выхватил у Зои фонарь и посветил на верхушку шара. Сначала мне показалось, что это сухие листья облепили дрожащую сферу, но это были не листья. На материке, некогда покрытом цветами и зеленью, образовалась плешь, пустыня. Бурое безжизненное пятно с трещинками снова и снова притягивало мой взгляд, будто напоминая: ты к этому причастен.
15
Отныне пустоши появлялись на поверхности планеты всякий раз, когда в нашей семье случались ссоры. Со временем одни пустыни зарастали травой, другие оставались мёртвыми.
Наш необычный ребёнок многому научил нас. И все-таки мне было больно смотреть, как много песчаных следов сохранила на своей «коже» Ия.
И если поверхность планеты была нам хорошо видна, человеческая душа Зои хранила свои невидимые пустыни.
В шестнадцать лет Зоя написала своё первое и единственное стихотворение. Она сравнила жизненный путь с горным ручейком, который пробивается через скалы и камни к морю. Наверное, множество поэтов до неё использовали этот нехитрый образ, но мне хочется думать, что она придумала его сама.
Если жизнь взрослеющего подростка – ручеёк, то жизнь семейная – бурный поток с водоворотами и водопадами.
К тому времени как Ие исполнилось четырнадцать, Зоя перемахнула своё совершеннолетие. В один прекрасный день мы увидели у порога красивую молодую женщину с собранными чемоданами.
Сначала она ездила в хмурый город, из которого мы когда-то бежали, как на разведку. Потом сказала, что уезжает навсегда.
Не знаю… Может, это и было то море, к которому она так стремилась? Может, мы, её родители, просто устали пробиваться через камни и скалы и предпочли тихую гавань бушующим просторам?
Я помог Зое донести чемодан до автобусной остановки, хотя она и сказала, что справится сама.
Мы стояли, дрожа от осеннего ветра, и я никак не мог заставить себя посмотреть ей в глаза.
– Почему ты не попрощалась с сестрой?
– С сестрой? Меня всегда смущало то, что она не может ответить.
Странная тишина пришла в наш дом. В тот вечер, когда уехала Зоя, мы с Марией сидели на веранде и слушали, как тихо позвякивает над дверью колокольчик.
– Может, мы давали ей слишком мало свободы? – услышал я тихий голос жены.
Я ничего не ответил. Не хотелось разговаривать.
В полночь я взял ключи от амбара и вышел во двор. Как и в ту ночь, на озере, в небе светила яркая луна. Я посмотрел на тёмную громаду, в которую вложил столько времени и сил: амбар как амбар. Таких сотни в округе. Только мой побольше – вместит индийского слона. Крыша у него ровная, брёвнышки как на подбор. Внутри сухо и тепло даже в непогоду. Хорошо, что амбар достроен.
Лязгнул тяжёлый замок, и ворота бесшумно открылись.
Ия сразу почувствовала моё присутствие. Она несколько раз обернулась вокруг своей оси, обдав лицо прохладным ветром.
– Не знаю, понимаешь ли ты меня, – сказал я, смущённо глядя в пол, – но теперь ты свободна. Можешь остаться с нами или лететь, куда тебе вздумается. Я не прогоняю тебя – мы всегда тебе рады. Но если тебе хочется…
Я открыл ворота шире и пошёл в дом.
Перед сном что-то заставило меня выглянуть на улицу. Я отодвинул штору и увидел, как огромный шар, блестящий в лунном свете серебряными лужами океанов, выплыл на пустую дорогу и замер в воздухе. Затем до моего слуха донеслось странное, тоскливое гудение.
«Она ищет Зою», – подсказывало сердце.
На следующее утро Мария рассказала, что видела в светлеющем небе шар, который поднимался все выше и выше, пока не превратился в крошечную точку.
Мы пили чай и вспоминали время, когда у нас не было детей. Казалось, с наступлением непривычно тихой осени в наш дом постучалась старость.
16