Кроме того, это письменные формы памяти. Большинство из нас лелеют множество воспоминаний: о детстве, родителях, друзьях, романтических связях, достижениях, поездках, об удовольствиях и миллионе других вещей. Другие воспоминания мучительны: о боли, страдании, непонимании, разрушенных отношениях, финансовых неурядицах, насилии, об утерянных близких и миллионе других вещей.
Когда мы осмысливаем и вспоминаем былое – людей, места, события, – у нас нет априорной установки проверять каждое воспоминание, чтобы удостовериться в его историчности. Мы не проверяем достоверность днями напролет. Нам достаточно памяти.
Да, память может быть хлипкой, ненадежной и ошибочной. Но уж что есть, то есть. С такой памятью мы живем. Если кто-то говорит, что мы все напутали, мы можем согласиться и подкорректировать наши воспоминания. А можем, как чаще бывает, и
Мы живем не только собственными воспоминаниями, но и воспоминаниями других людей. Мы делимся своей жизнью с окружающими. А окружающие делятся своей жизнью с нами. Но есть только один способ делиться жизнью вне несуществующей наносекунды настоящего: делиться жизнью памяти. Наше настоящее находится под влиянием прошлого: и нашего собственного, и других людей. А форму прошлому придало наше настоящее. Форму размышлениям о будущем придает то и другое. Наша жизнь никогда не протекает в изоляции от нашего прошлого или прошлого других людей. Жить и делиться воспоминаниями – вот что составляет нашу жизнь.
Евангелисты делятся памятью о прошлом. Да, историки могут подвергнуть их анализу, чтобы понять, что происходило в жизни Иисуса. Я зарабатываю этим на хлеб. Но если бы евангелия больше ничего из себя не представляли, они были бы сухими, банальными и неинтересными никому, кроме любителей музейных редкостей. Евангелия – это нечто большее, чем исторические источники. И не случайно их воспоминания о человеке, который в них описан, изменили мир.
Заметим: мир преобразил – и преображает – вовсе не
Для меня как историка очевидно, что необходимо всерьез считаться с тем, что известно об историческом Иисусе. Однако воспоминаемым Иисусом пренебрегать нельзя.
Важно ли, в какой степени достоверна Нагорная проповедь в том виде, как она отражена у Матфея (Мф 5–7)? Историку – важно. Но если Иисус ее не произнес, потеряет ли она силу? Ничуть. Она заслуженно считается одним из величайших этических учений в истории нашей планеты.
Важно ли, в какой степени достоверны рассказы о чудесах: исцелял ли Иисус больных, изгонял ли бесов и воскрешал ли мертвых? И воскрес ли он сам? Историку – важно. Но если эти рассказы исторически недостоверны, лишает ли это их литературной силы? Думаю, нет. Они удивительно притягательны. Проникновение в их смысл означает постижение текстов, которым найдется мало равных по внутренней радости, да и влиянию на мир.
Важно ли, в какой степени достоверно, что Иисус считал себя Богом? Историку – важно. Но если не считал – а я думаю, что не считал, – все равно это позднее воспоминание о нем крайне ценно. Без него вера, основанная на учении Иисуса, не расправила бы крылья, Римская империя не отказалась бы от язычества, а история нашего мира пошла бы невообразимо иными путями.1 Историю изменили не грубые факты – ее изменила память.
Да, память
Христианская память имеет особую, уникальную значимость. Христианская память преобразила наш мир. Христианская память вызвала революцию в истории западной цивилизации. Христианская память продолжает влиять на миллиарды людей в наше время. Разумеется, в конечном счете христианская память восходит к самым древним воспоминаниям об Иисусе. Их необходимо изучать в поиске информации об исторической личности, которая стоит у истоков этой памяти. Но их необходимо изучать и с позиции того, что они говорят о людях, которые жили после Иисуса, помнили его и передали предания о нем нам, живущим ныне.
Благодарности