Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир

Разве это не уничтожает возможность того, что Иисус был сторонником вооруженного восстания и что апостолы были вооружены?

Однако не все так просто. Ведь христиане хотели изобразить Иисуса сторонником ненасилия. И у них были свои причины помнить его как сторонника ненасилия. Снова и снова гонимые властями, они убеждали, что не представляют угрозы и опасности. Защищаясь, они доказывали, что любят мир. Но можно ли назвать сторонниками мира людей, которые почитают человека, распятого за бунт против государства, и стараются следовать его учению? В ответ христиане объясняли, что казнь Иисуса была вопиющей несправедливостью. Сам же Иисус, с этой точки зрения, был миролюбивым раввином и пацифистским проповедником ненасилия. Нельзя исключать, что христиане могли задним числом вложить эти идеи в уста Иисуса.

Правда, уж очень много в евангелиях пацифистских высказываний. Более естественно думать, что за ними стоит точное воспоминание об учении Иисуса. К тому же имеется еще одна причина сомневаться, что ученики пытались отбить Иисуса.

И, на мой взгляд, эта причина полностью убедительна: если апостолы пытались защитить Иисуса мечом (и уж тем более, – мечами), почему их самих не арестовали? Если бы в Иисусе видели потенциального главаря вооруженного восстания, то и его учеников сочли бы не меньшей угрозой, особенно в ситуации, когда они отсекают уши представителям власти!

На мой взгляд, апостолы не были вооружены в момент ареста Иисуса. Но почему эпизод с мечами вошел в евангельские повествования? Думаю, он был создан кем-то из ранних христиан (сознательно или ненароком в процессе добавления деталей), желающих проиллюстрировать учение Иисуса о том, что «взявшие меч, мечом погибнут».

Тут не обойтись без кратких пояснений. Многие из лучших евангельских речений вполне могут восходить к Иисусу. Например:

Суббота для человека, а не человек для субботы.

Не здоровые имеют нужду во враче, но больные.

Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем.

Многие из этих замечательных лаконичных речений помещены в контекст сюжетных сцен, к которым они хорошо подходят. Среди ученых давно возникла догадка, что иногда эти рассказы искусственно создавались с целью обеспечить сцену для важных кульминационных речений.

Думаю, так обстояло дело и со сценой в саду. Первоначально существовало речение (может, аутентичное), что к мечам прибегать не надо: «Взявшие меч, мечом погибнут». По мере того как оно пересказывалось год за годом, возник рассказ-иллюстрация на тему о том, что ученики Иисуса не должны вооружаться мечами. Со временем рассказ стал евангельской историей о попытке одного из учеников воспользоваться мечом для защиты Иисуса. Но тут же шло противопоставление: Иисус покорно подчинился и позволил себя арестовать. Если так, то сцена с мечом в саду – случай искаженной памяти. Повторимся: если все так и было, непонятно, почему апостолов не арестовали.

Весьма существенна причина, по которой данная история сохранилась в христианской памяти. Поздние христианские рассказчики подчеркивали: хотя они почитают человека, распятого за преступления против Рима, он не призывал к политическому восстанию. Более того, сами они не выступают против правящих властей и не считают правильным насилие против власть имущих. Они не идут с оружием против государства. И хотя при жизни Иисуса некоторым из апостолов приходила в голову мысль о подобных действиях, Иисус четко и ясно опроверг ее: от своих учеников он требует иного. Следовать за ним, значит, жить в мире друг с другом и с правящими властями. Вооруженное восстание (и даже желание его) приведет лишь к смерти. Для Иисуса и его учеников такой путь исключен.

Сцена с Вараввой

Как мы уже сказали, согласно Евангелию от Марка Пилат имел обычай отпускать – по просьбе еврейской толпы – одного из узников, приговоренных к казни, в честь праздника Пасхи. Пилат спрашивает, хочет ли толпа освобождения Иисуса, но та просит за Варавву, осужденного за убийство в ходе мятежа. Делать нечего, и Пилат отпускает Варавву, а Иисуса отдает на распятие (Мк 16:6–15).

Эпизод с Вараввой прочно укоренился в раннехристианской памяти о суде над Иисусом. С небольшими вариациями он присутствует во всех четырех евангелиях (Мф 27:15–23; Лк 23:17–23; Ин 18:39–40). Однако его достоверность вызывает очень большие сомнения. Скорее всего, перед нами очередной случай искаженной памяти.