Иисус и иудаизм

Едва ли нужно доказывать, что бультмановская характеристика иудаизма и противопоставление ему Иисуса не основывались на оригинальном исследовании иудаизма. На самом деле он знал о «позднем иудаизме» только то, что читал у Буссета и Билербека, и его характеристика Бога как далекого от человека, но актуального Бога настоящего — это просто усложненная версия того, что он мог вычитать в многочисленных трактовках иудаизма, предлагавшихся христианскими учеными. Было уже неоднократно показано, что этот взгляд не находит подтверждения в дошедшей до нас литературе 28. Наша ближайшая цель, однако, не в том, чтобы выяснить, насколько точно Бультман описывает иудаизм, а в том, чтобы посмотреть, как он рассуждает. Описание противостояния Иисуса и остального иудаизма сконцентрировано (как и у Буссета) на учении, т.е. на богословском содержании. Иисус отличается тем, что стоит выше. Способ, которым доказывается его превосходство, иной, философские категории иные, и трактовка более реалистична. Иисус не полностью удален из иудаизма, он показан, скорее, как исполнивший то, чего не исполнил иудаизм. Несмотря на эти отличия от Буссета, фундаментальное согласие с ним очевидно: превосходство Иисуса заключается в его учении; это превосходство создает контраст с иудаизмом, но не оно привело Иисуса к смерти.

Когда появилась книга Гюнтера Борнкама о Иисусе 29, она произвела нечто вроде сенсации, поскольку исторических утверждений о Иисусе в ней было больше, чем в книге Бультмана. Как заметил Морган, в распоряжении автора было не больше исторических данных, чем у Бультмана, у него также не было и другого способа их выявления. Скорее, он был не столь враждебно настроен по отношению к богословию воплощения и больше склонялся к тому, чтобы видеть в Иисусе Слово, а не только его носителя. 30

Однако с точки зрения нашего обзора Борнкам очень недалеко ушел от Бультмана, хотя и ввел некоторые модификации. Прежде всего, он обнаружил основное различие между Иисусом и его современниками, имеющее отношение к авторитету Иисуса и его способности сделать царство Божье непосредственной реальностью для своих слушателей:

Суть дела — в неразрывной связи между тем, что было здесь сказано [об авторитете Иисуса] и вестью Иисуса о реальности Бога, его царства и его воли. Только это придавало истории Иисуса и его личности характер непосредственного присутствия. сообщало его проповеди силу реального события и делало его слова и дела абсолютно неотразимыми. Сделать реальность Бога непосредственно присутствующей — в этом важнейшая тайна Иисуса. Это делание реальности Бога присутствующей означает конец мира, в котором око имеет место. Вот почему возмущались книжники и фарисеи: учение Иисуса казалось им революционной атакой на закон и традицию. Вот почему выли бесы: они ощущали посягательство на сферу их власти «прежде времени» (Мф. 8:29). Вот почему его же народ считал его сумасшедшим (Мк. 3:21). Но именно поэтому люди изумлялись и, спасенные, славили Бога (р. 62).

Совершенно очевидно, что это скорее богословская оценка post factum, чем историческое описание. Подразумеваемое отличие Иисуса от его современников состоит в том, что для них Бог не был присутствующим 31. Это отличие все еще базируется на отсутствии исследований иудаизма на предмет того, воспринимался ли в нем Бог как присутствующий; здесь скорее прочитывается богословская оценка значимости Иисуса для христиан. Заслуживает внимания, что подразумеваемое Борнкамом отличие то же самое, что предполагалось Буссетом, хотя выражено более сдержанно: Иисус — это живая реальность, в отличие от погрязших в мертвой эрудиции еврейских учителей, для которых Бог не был присутствующим. То же отличие, только выраженное в других терминах, мы видели у Бультмана.

Обсуждая Мф. 10:5 сл., и 8:11 сл. (оба эти места он, очевидно, считает подлинными), Борнкам приходит к тому же выводу относительно Иисуса и еврейского национализма, что и Бультман: