Но наиболее фундаментальный пункт противостояния связан с тем, что Иисус утверждал свой собственный авторитет в противовес авторитету Торы.
Иисус действительно утверждал, что он будет Мессией (р. 95); это было истолковано так, будто он считает себя претендентом на трон, и поэтому он был распят (р. 102). Таким образом, в позиции Дибелиуса больше согласованности между целями Иисуса, его учением и причиной его смерти, чем в работах Буссета, Бультмана и Борнкама: центральным моментом является самосознание Иисуса, которое привело его к противостоянию и с законом, и с храмовой иерархией, и которое стало причиной его смерти из-за того, что было понято как притязание на трон.
Перед тем как перейти к рассмотрению последних по времени общих трактовок Иисуса, мы уделим некоторое внимание эссе Кеземана и Фукса. Не давая всесторонней трактовки, эти авторы тем не менее внесли значительный вклад в недавнюю дискуссию. Хронологически главные эссе Кеземана и Фукса о Иисусе появились после Дибелиуса и до Борнкама; но Борнкам, хотя и отличаясь в некоторых отношениях от Бультмана, более верен взглядам последнего, нежели Кеземан или Фукс. Далее мы увидим, что Кеземан и Фукс отвечают именно Бультману, не затрагивая работу Дибелиуса и других 33.
Кеземан, открывая новую эру в дискуссии о Иисусе, начинает свое краткое изложение 34 утверждением, что Иисус претендовал на «авторитет, который конкурирует и бросает вызов авторитету Моисея». Он продолжает: «Но всякий, кто претендует на авторитет, конкурирующий и бросающий вызов авторитету Моисея, ipso facto ставит себя выше Моисея». Основой для такого утверждения является принимаемая без вопросов аутентичность первой, второй и четвертой антитез Нагорной проповеди, Кеземан немедленно делает вывод: «Ибо еврей, который делает то, что он здесь делает, отсекает себя от иудейской общины — или же он приносит мессианскую Тору и, следовательно, является Мессией» (р. 37). Здесь Кеземан делает предположение, которое со временем получит широкое распространение: что Иисус намеренно ставит себя выше Моисея и что в этом неявно заключено мессианское притязание. Кеземан продолжает эту мысль, приводя отношение Иисуса к субботе и к ритуальной чистоте в качестве примеров того, как Тора «разбивается вдребезги» (р. 38). Особенно важно нарушение законов ритуальной чистоты, запрещающих общение с грешниками; ибо этим нарушением Иисус стер «различие (фундаментальное для всего древнего мышления) между temenos 12*, сферой священного, и секулярным» (р. 39). Иисус, таким образом, был первым современным человеком. По мнению Кеземана, отношение Иисуса к закону повлекло его смерть, потрясло основания иудаизма и, если взглянуть глубже, «разрушило фундамент древнего мировоззрения с его антитезой священного и профанного и его демонологией» (р. 41). Здесь можно было бы заметить, что речения Мк. 7:15, аутентичность которого отчасти вызывает сомнения, маловато, чтобы обосновать столь серьезное утверждение.
Стандартное противопоставление Иисуса и современных ему учителей присутствует у Кеземана так же, как у Буссета и Бультмана: Иисус требует «разумной любви» в противоположность «требованию слепого повиновений со стороны раввината» (p. 42) 35.
Целью Иисуса было провозгласить, что день царства уже начался, «и Бог приблизился к человеку в милости и требовательности» (р. 45). Иисус, очевидно, не имел никакого другого конкретного плана; и. как мы видели, он умер из-за противостояния авторитету Моисея, хотя Кеземан я своем беглом очерке не говорит об исторических обстоятельствах его смерти.