Иисус и иудаизм

Вдобавок к этому основному отличию в богословской направленности Кюммель приводит в качестве моментов противостояния намерение Иисуса «положить конец письменному закону, равно как и правилам книжников» (р. 51), а также его выход за рамки еврейского национализма (р. 56). Главные примеры полагания конца закону — это нарушение субботы (Мк. 2:23—28 пар., р. 51), упразднение различия между чистым и нечистым (Мк. 7:15, р. 52), отмена развода (Мк. 10:2—9, р. 52) и антитезы Нагорной проповеди (р. 52 f.). Далее Кюммель цитирует Лк. 16:16//Мф. 11:12 как свидетельство того, что Иисус «ясно утверждает, что с его приходом время закона и пророков закончилось» (р. 66).

Выход за рамки национализма Кюммель странным образом видит в соединении двух заповедей любви: «Это согласование заповедей Иисусом несомненно заключает в себе намерение назвать все, что человек должен делать по мысли Бога» — явно игнорируя цитирование Иисусом других заповедей (Мф. 19:17 сл. пар.) 41, Кюммель продолжает:

Ответом на неожиданную встречу с Богом в Иисусе и на обещание царства Божьего может быть только любовь к Богу, которая реализуется в любви к своему ближнему. Если любовь к своему ближнему вырастает из неожиданной встречи с любовью Бога и неотделима от любви Бога, то тогда такая любовь к своему ближнему не знает границ: Иисус явным образом устраняет и культовые, и национальные ограничения любви (Мк. 3:1—4 пар.; Лк. 10:29-37) (р. 55 f.).

Здесь предполагается, что притча о добром самаритянине свидетельствует об устранении национального ограничения любви, а исцеление человека в субботу — об устранении культового (!) ограничения любви. Это отчасти сбивает с толку — не только потому, что заповедь субботы не является культовой, но и потому, что остается неясным, можно ли провести такое различие. Вопрос о национализме обычно связывают с сотериологией: какие ограничения (если таковые есть) накладываются на множество тех, кто будет допущен в царство? Кюммель задает другой вопрос: к кому следует проявлять любовь? Подразумевается, что в ответе на этот вопрос содержится противопоставление иудаизму. Но Кюммель не приводит никаких свидетельств того, что в традиционном еврейском понимании любовь следует проявлять только к представителям собственного народа.

Мы уже видели, что, по мнению Кюммеля, отмена закона Иисусом базируется на понимании им своей миссии: он завершает закон и пророков (Кюммель, р. 66). Аналогично, смерть Иисуса получает христологическую интерпретацию: она больше связана с тем, что Иисус думал о себе самом, чем с конкретным противодействием со стороны его еврейских и/или римских современников. Утверждая, что Иисус идентифицировал себя с будущим «человеком» (р. 76—84) и предсказал свои собственные страдания как «часть своих божественных полномочий» (р. 90), Кюммель далее объясняет его смерть следующим образом: