Иисус и иудаизм

Примерно п это же время существовало много неортодоксальных учителей и сект, но едва ли на найдется хоть одно упоминание о том, что кто-то из них был распят; но даже если и был, то это не могло произойти только из-за его учения или сектантских верований. Случай Иисуса отличается тем, что он не держал свои притязания и свое учение при себе, и что они, действительно, несли в себе серьезную угрозу не только принципам хахамим или авторитету храма, но и основной структуре жизни евреев как ответу на дарование Богом Торы своему народу...

Он явно считал, что связь может быть достигнута даже в том случае, если завет не соблюдался во всех подробностях, описанных в Торе... (р. 45).

Баукер предполагает, что реальным преступлением Иисуса было «неповиновение старейшинам» (р. 46). Непосредственное обвинение касалось угрозы храму (р. 49), но Иисус проявил свое неповиновение старейшинам не тем, что сказал «Я», а «тем, что он не сказал ничего. Молчание было оскорблением, потому что это было неуважение к суду, который, в сущности, вынудил его взбунтоваться» (р. 50). Баукер признает, что это последнее предположение является гипотетическим и не подтверждается прямыми свидетельствами (р. 51).

Предложенная Баукером история терминов фарисеи и перушим сама по себе неубедительна. Он не предлагает какого-либо критерия датировки раввиннстических текстов» но есть основания считать, что негативное значение (экстремист) возникло не ранее второго столетия 56. Нет никаких причин для отнесения негативного значения в Сота 22b (крайний аскет) к более раннему времени, когда термин «фарисей» несомненно означал принадлежность к главной партии в иудаизме. В раввинистической литературе все случаи употребления термина перушим, в которых определенно имеется в виду период до 70 г., относятся к партии фарисеев. Когда же термин перушим применяется к какой-либо группе второго столетия или более позднего времени, имеются в виду секты или экстремисты. (Я оставляю в стороне те места в раввинистической литературе, в которых ставится знак равенства между перушим и кедошим, так как в этих случаях указанные термины вообще не относятся к какой-либо группе, а характеризуют всякого хорошего еврея: он должен отделяться от всею того, от чего Бог велел отделяться, а именно от греха и нечистоты» но не от других людей 58.)

Однако основная гипотеза Баукера относительно возражений Иисуса против Торы как предпосылки отношений, установленных заветом, фактически не зависит от обсуждения терминов фарисеи и перушим. Здесь мы видим еще один пример того, как исследователи Нового Завета хотят усмотреть г учении Иисуса фундаментальное противостояние основам иудаизма» и язык» которым пользуется Баукер, соответствует этой дели. Закон и культ рассматриваются в иудаизме как ответ Богу, который спас Израиль и дал обетования завета; их сохранение стало условием того, что Израиль остается участником завета 59. Их отрицание действительно было бы таким революционным, каким его представляет Баукер.

Если со стороны христианских исследователей мы видим растущее желание представить Иисуса сознательно противостоящим власти закона (а не та к, что он отвергает его в принципе, не сознавая этого), то еврейские исследователи с замечательным единодушием утверждают, что Иисус не собирался выступать против Торы Моисея 60. Клаузнер 61, например, утверждает, что Иисус часто принимал сторону фарисеев. В евангелиях в их нынешнем виде сохранилось лишь несколько свидетельств этого (например, Мк. 12:28—34), но на их содержание повлияла борьба между иудаизмом и христианством. На самом деле таких выражений согласия было много (р. 319 f.). Упреки в Мф. 23 Клаузнер считает отчасти несправедливыми, хотя и допускает, что кто-то их, возможно, заслуживал (р. 321). Он считает эту главу аутентичной и видит в ней истоки враждебного отношения к Иисусу: «Иисус, однако, своими обобщениями и оскорблениями вызвал негодование фарисеев и их последователей» (р. 322). Клаузнер допускает, что у фарисейства был один дефект, заслуживающий критики: они придавали почти одинаковую значимость заповедям, касающимся отношений между человеком и Богом (их часто неправильно называют «культовыми» или «обрядовыми» 62) и заповедям, которые касаются отношений между человеком и человеком («этическим») (р. 215 f.). Обратим внимание, что Клаузнер, в соответствии с общим религиозным духом времени, считает, что это плохо: значение имеют этика и внутренняя религиозная установка. Акцент на формах и обрядах — это плохо. Представление о ценностях здесь то же самое, что и, к примеру, у Буссета, хотя Клаузнер правильно устанавливает баланс: «почти так же важны» в противоположность мнению Буссета, что «обрядовые» законы фактически вытеснили все остальные.