– Что это значит? – я перестал скрывать волнение.
– Сначала было страшно, – игнорируя заданный вопрос, Иисус превратила меня в диктофон, – но я смогла. Полюбить.
Чувствуя, как мое нутро начинает накрывать землетрясение, я молчал.
– Наивысшая степень свободы. Будто я стремилась к этому всегда.
– Прошу, не говори так, – взмолился я. – Что ты сделала?
– Счастье. Я постигла. Оттого не верю в его разрушительность. Но знаю правду.
– Дай мне знать, где находишься.
– Ты приедешь ради меня?
– В Брикстон?
– Да.
Я выронил трубку и лихорадочно пытался найти ключи от машины матери. Водить я учился один раз, испытывая при этом панический страх сбить пешеходов, идущих вдалеке. Но непреодолимое расстояние и ускользающее время заставили меня действовать наугад. Что бы ни случилось, я тоже нуждался в помощи. Поэтому мысль о Кристиане стала наиболее логичной. Заглохнув дважды, я двигался с казавшейся невероятной скоростью двадцать миль в час.
Дверь открыла младшая сестра. Она намеревалась задержать меня в проходе до выяснения обстоятельств, приметив отсутствие верхней одежды и машину, правая сторона которой была на их газоне. Весь дом всполошился от неожиданного гостя. Пока я успокаивал вообразившую чью-то смерть Мэгги, а глава семейства накинул на мои плечи теплую рубашку Криста, ее владелец последним соизволил спуститься. Сохраняя голос непринужденным, незаметно для остальных я пытался объяснить ситуацию Кристу с помощью мимики. Он поверил моим актерским способностям, был сонным или же попросту не сочувствующим, но выход на улицу растянулся еще на несколько минут.
– Кто же так паркуется? – впервые выразил эмоции Крист.
Я двинулся к машине и распахнул водительскую дверь, заманивая его внутрь:
– Отвезешь меня в Брикстон?
– Мне понадобятся мои ученические права, – лепетал он, разворачиваясь.
Ощущая ярость в груди, я схватил Криста за плечи и втолкнул его в сиденье. Оглушенный моим нахальством, он не шевелился до тех пор, как я, обогнув машину, не сел рядом.
– Нет времени. Нам необходимо ехать, – оправдался я.
Через квартал, когда я скинул с себя не подходящую по размеру рубашку, Крист набрался храбрости уточнить причину происходящего.
– Иисус. Мне кажется, она приняла что-то.
– Она постоянно это делает. Если ты еще не понял, – высказался Крист, не понимая моего беспокойства.
– Обычно Иисус не называет это жизнью, – я скрывал замешательство по поводу «постоянно» и старался выразить свою несуществующую привилегированность в данном вопросе.
От моих слов водитель увеличил скорость, нарушая допустимую. На Тауэрском мосту стрелка топлива опустилась до предела. Тем временем мой индикатор негодования разгорелся. Бросив беглый взгляд на вскоре попавшуюся заправочную станцию, мы двигались дальше. Бедственный транспорт прекратил попытки питания воздухом около терракотовой церкви. Тогда его роль на себя взяли ноги. Они несли меня, не ведая усталости. Крист пытался не отставать. Все здания как назло были одинаковыми. «Под фонарным столбом налево», – без конца повторял я в мыслях. Наконец, как благодатное видение, небесная дверь предстала обзору. Снова занавешенные стекла в резном обрамлении, на которые плавно спускалась тень рядом стоящего лысого клена. В полдень этот дом выглядел совершенно обыкновенным. Мне представилось, как живущие в нем дети вскоре вернутся с занятий, будут обедать разогретой ими пищей, оставшейся с ужина, пока их суетливая мать растрачивает здоровье на предприятии. Стало быть, необходимо тотчас изгнать захвативших помещение неподходящих людей. Крист нагнал меня, когда я бессовестно тянулся к дверной ручке. Таунхаус не был закрыт. Послышались резвые шорохи. Будто крысы метались в разные стороны. Тесная прихожая заканчивалась узкой лестницей, по которой я собрался подняться, следуя инстинкту. Пыль взлетела в свете, стелющемся из-под входной двери, и ступени жалостно заскрипели. На первом этаже раздались возгласы негодования, на что Крист принялся исступленно роптать об Иисусе. Будучи незамеченным, я проник через вычурную арку. В оцепенении задержал дыхание. Любой незначительный звук мог нарушить устаканившееся спокойствие этого места. Солнце обволакивало гардины двух окон, застревая в кружеве и не проникая дальше. Желтоватый балдахин ограничивал пространство излишне широкой кровати. Немногочисленную мебель комнаты будто выдернули из викторианской эпохи и намертво привинтили в промышленном районе. Только поцарапанное ведро, словно дикая лисица среди гордых пуделей, нарушало обстановку. Ненужная экскурсия в моем сознании подошла к концу, и я с сомнением ступил на пестрый ковер.
Через навес показались знакомые пальцы. Ранние бабочки. Персиковый сад, расстилающийся под ночным небом. Все было исправно. Она безмятежно спала. Так же естественно, как возникшая из ниоткуда игла в ясно видневшейся вене. Героин. Я безотлагательно признал это.