Иисус моей веры

Отдышавшись, мы вбежали в ледяную воду, кричали ей что-то несуразное, топтали остатки древности и были частью всеобъемлющей пустоты. Не имея себе равных, мы захватили небытие, преобразив его в живое.

На песке, после мимолетной игры в «чьи брызги заставят противника намокнуть сильнее», Иисус предложила «Правду или действие». По моему желанию она сделала кувырок, песочный замок и рассказала о несущественной лжи, произнесенной в детстве, после которой решила никогда не врать. Я, в свою очередь, покатал Иисуса на спине, на скорость пробежал берег от края до края и отправился искать предмет, который напомнит мне об этом месте. Снова зашел в воду, ища острый камень, что воткнулся в мою ступню раньше. Долго и медленно перемещая ускользающие песчинки ногами, я готов был сдаться, но внезапно край пятки испытал знакомое ощущение. Резкая волна попыталась смыть мою находку, и я упал на спину, с трудом удерживая предмет. Показалось, что мое сердце окружили тысячи кинжалов, и оно перестало биться, боясь наткнуться на них. Я сделал глубокий вдох, завел руку за спину и ухватился за ребристый камень.

– Нашел! – закричал я Иисусу. Она стремительно приближалась ко мне, сбрасывая незастегнутые туфли.

– Теперь ты точно запомнишь, с чем связан этот… Так что ты искал? – обеспокоенно и отчасти насмешливо она потянула меня вверх.

С ее помощью я встал, по воле холодного воздуха обретя температуру воды, плескающейся ниже колена.

– Думаю, это панцирь морского ежа, – разжимая ладонь, гордо ответил я.

Иисус вывела меня на берег и уже пошла дальше, когда я выразил намерение остаться здесь, не желая заканчивать чудесный момент из-за своей неповоротливости.

– Если мы сейчас же не вернемся, ты получишь воспаление легких! – заворчала она как мать, ругающая дитя.

– Останемся еще ненадолго. Прошу, я только успел почувствовать себя живым.

Видя мое жалкое, облипшее одеждой тело, Иисус сжалилась.

– Тогда выбирай, Мартин.

– Правда.

Мы сели на песок, сделавшийся черным под моей одеждой.

– Кристиан спросил тебя при первой встрече о прошлом колледже, и ты отмолчался, как и несколько часов назад. Вероятно, там случилось то, о чем ты не хочешь рассказывать.

Не отвечая, я уставился на стрелку своих часов. Она застряла на четвертой минуте третьего часа и дергалась в предсмертных судорогах, истекшая и побежденная.

– Поэтому вопрос задавать я не буду. Ты можешь выбрать действие или заговорить.

Я не знал, сколько мгновений прошло от моего утраченного времени, но их было достаточно, чтобы сделать выбор.

– Был один парень, Льюис, – я сказал это, хотя снова не хотел показаться слабым, особенно в таком уязвленном виде, – мы с ним были соседями лет с одиннадцати, в пансионате, не слишком далеко от Лондона. Он всегда прятал мои вещи. Зубную щетку или домашнее задание. Еще поливал мои простыни яблочным соком, чтобы старшие увидели это и подумали сама знаешь на что. В общем, делал разные вещи и подначивал других поступать подобным образом. Через шесть лет им наскучило кидать мои книги в окно, и они сделали это со мной. Я выбрался из кустов и просто пошел домой.

– Они понесли наказание? – с ненавистью в первом слове спросила Иисус.

– Нет, я попросил мать не звонить в полицию среди ночи. В больнице мы сказали, что я упал с лестницы, а утром, когда приехал отец… – Моя правая нога кольнула болью от старого перелома. – Вот черт! Они не жили вместе! – заорал я, вскакивая с места.

– Кто?

– Мои родители! Притворяются идеальными, играют в семью, – голос сопровождался стуком зубов.

– Мартин, – Иисус сжала мои руки, – у нас есть целая жизнь, чтобы говорить, но сейчас, пожалуйста, вернемся в тепло. Я выслушаю тебя по пути, согласен?

– Ты права, – с ее касанием я вернулся в относительно спокойное состояние.

– Так ты попал в больницу? – она осторожно продолжила диалог на вершине залива.

– Ерунда. К ноябрю все зажило, так что вам не пришлось возить меня на коляске, – отшучиваясь, закончил я.

На подходе к поместью Иисус предупредила меня о скрипящей четвертой ступени лестницы на второй этаж, и позже мы предусмотрительно ее перешагнули, чтобы не шуметь.

– Мы можем, – прошептала Иисус у прохода в свою комнату, – если ты хочешь, можем согреться у меня.

Я таращился в плохо различимые очертания глаз девушки, держась за ручку своей двери.

– Разожжем камин и свои желудки с помощью виски? – освещая темноту улыбкой, предложила Иисус.

– Зайду через балкон, – согласился я.

Сбросив мокрую кофту и штаны, я вытащил из кармана свою находку, переоделся, выкурил сигарету и постучал пальцем в стекло французской двери, с обратной стороны занавешенное шторами.

У огня я отпил немного из поданной Иисусом бутылки, но алкоголь показался не тем, что мне тогда было нужно, поэтому я поставил бутылку на пол, рядом с брошенной для удобства подушкой.

– Если бы ты выбрал действие, я бы пожелала тебе как можно скорее оказаться здесь, – нарушила молчание Иисус, рассматривая крутящийся в моей руке панцирь. – Продолжим разговор?

– Нет, – торопливо произнес я, – то есть, я думаю, все уже сказано. Лучше будем говорить о тебе.

– Что ты хочешь знать?