Иисусов сын

Я сильнее надавил на газ, но он не собирался сдаваться. Он даже немного опережал нас и, обернувшись, смотрел прямо на меня через лобовое стекло, не сводя с меня безумного взгляда и саркастически улыбаясь, как бы говоря, что он с нами навсегда, и бежал все быстрее и быстрее, выдыхая облака пара. Метров через пятьдесят, подъезжая к знаку «стоп» у выезда на трассу, я вдавил педаль в пол в надежде вырваться, но вместо этого швырнул его прямо на знак. Он врезался в него головой, столб подломился, как тростинка, Стэн упал и растянулся на нем. Должно быть, дерево прогнило. Ему повезло.

Мы оставили его там – шататься на перекрестке, на котором раньше стоял знак «стоп».

– Я думал, я всех в этом городе знаю, – сказал Том, – но этих ребят я никогда раньше не видел.

– Они все раньше были спортсмены, а теперь наркоманы, – сказал Ричард.

– Футболисты. Не знал, что с ними такое бывает. – Том смотрел назад, на дорогу.

Я остановил машину, и мы все посмотрели назад. Метрах в пятистах от нас Стэн встал посреди поля, освещенного звездами, в позе человека, который страдает от страшного похмелья или пытается приделать на место свою голову. Но дело было не только в голове, отрезали и выбросили его всего, целиком. Неудивительно, что он не мог ни слышать, ни говорить, неудивительно, что слова его больше не интересовали. В них больше ничего не осталось.

Мы смотрели на него и чувствовали себя старыми девами. А он был невестой смерти.

Мы поехали.

– Так ни слова и не сказал.

Всю обратную дорогу до города мы с Томом его обсуждали.

– Вы не понимаете. То, что ты в группе поддержки или играешь в команде, это ничего не значит. У любого все может пойти наперекосяк, – сказал Ричард, в старших классах он и сам был квотербеком или вроде того.

Как только мы въехали в город и вдоль дороги показались первые фонари, я тут же вспомнил про Кэплена и снова испугался.

– Лучше я просто сам поеду и найду его, чтобы не ждать, – сказал я Тому.

– Кого?

– А ты как думаешь?

– Да забудь ты об этом. Все закончилось. Серьезно.

– Ага. Хорошо, хорошо.

Мы выехали на Берлингтон-стрит. Проехали мимо круглосуточной заправки на пересечении с Клинтон. Какой-то мужчина расплачивался с заправщиком, они стояли рядом с машиной в зловещем зеленовато-желтом свете – тогда в городе только появились эти натриевые лампы, – асфальт вокруг искрился пятнами горючего, они казались зелеными, а старый «форд» казался абсолютно бесцветным.

– Знаете, кто это был? – сказал я друзьям. – Тэтчер.

Я резко развернул машину.

– И что? – спросил Том.

– И то, – ответил я, демонстрируя пистолет тридцать второго калибра, из которого ни разу не стрелял.

Ричард засмеялся, не знаю почему. Том положил руки на колени и вздохнул.

К этому моменту Тэтчер уже сел обратно в машину. Я подъехал к колонке с противоположной стороны, притормозил и опустил стекло.

– Я купил килограмм той дряни, которую ты продавал тут всем под Новый год по двести баксов. Ты меня не помнишь, потому что я ее купил у того парня, который на тебя работал.

Не уверен, что он меня слышал. Я показал ему пистолет.

Шины Тэтчера взвизгнули, когда он рванул с места на своем ржавом «фальконе». Я не думал, что смогу догнать его на «фольксвагене», но крутанулся на месте и поехал за ним.

– Он продал мне какую-то херню, – сказал я.

– А ты не попробовал, прежде чем покупать? – спросил Ричард.

– С ней было что-то не то.

– Ну, ты же попробовал.

– Сначала она казалась нормальной, а потом нет. И так не только у меня было. Все остальные то же самое говорили.

– Он уходит. – Тэтчер внезапно нырнул между домов.

Когда мы выехали из переулка, я его потерял. Но потом я увидел, как впереди клочок нестаявшего снега зарозовел в свете чьих-то задних фар.

– Он свернул за угол вон там, – сказал я.

Мы объехали вокруг здания и увидели пустую машину Тэтчера, припаркованную за домом. В одной из квартир зажегся и тут же погас свет.

– Я отстаю всего на пару секунд.

Я почувствовал, что он меня боится, и это меня раззадорило. Я бросил «фольксваген» посреди парковки с открытой дверью, работающим мотором и включенными фарами.

Том с Ричардом взбежали за мной по лестнице на второй этаж, я принялся колотить в дверь рукояткой пистолета. Я знал, что это та квартира. Я ударил еще несколько раз. Женщина в белой ночной рубашке открыла дверь и попятилась, повторяя: «Не надо. Хорошо. Хорошо. Хорошо».

– Это Тэтчер тебе сказал, иначе ты бы не открыла, – сказал я.

– Джим? Его нет в городе.

Ее длинные черные волосы были собраны в хвост. Ее глаза прямо тряслись в черепной коробке.

– Пусть выходит, – сказал я.

– Он в Калифорнии.

– Он в спальне.

Я пошел на нее, выставив перед собой пистолет.

– Здесь мои дети, – взмолилась она.

– Мне все равно! Ложись на пол!

Она легла, я прижал ее щекой к ковру и приставил пистолет ей к виску.

Тэтчеру лучше было выйти прямо сейчас, или я не знал, что сделаю.

– Она у меня здесь, на полу! – крикнул я в сторону спальни.

– Дети спят. – Она заплакала, слезы потекли по переносице.

Ричард прошел по коридору прямо в спальню – это было внезапно и глупо. Он любил вот так выставиться, сделать что-нибудь саморазрушительное.