Июнь

И Миша посмеялся, и еще две недели все было нормально. Он дозвонился до Лии, сухо сказал, что призыв отменили, и услышал, что она очень рада. Встретиться она не предложила, а ему не хотелось. У него вдруг вообще пропали все желания, и он стал быстро уставать, и работа выматывала его, а стихи совершенно не шли. Ему даже показалось, что он иссяк и вообще больше ничего не напишет. Две недели прошли в вялом оцепенении, весна запаздывала, сказывались зимняя усталость и тоска. А на второй неделе марта Миша вдруг заметил на себе некую сыпь, которая показалась ему подозрительной, странную сыпь на груди и спине, и его первая мысль, увы, была вполне предсказуема, а вторая — еще предсказуемей. Он просмотрел отцовский медицинский справочник и убедился, что все именно так и есть. В груди у него запрыгало, дыханье прервалось. Он почувствовал, что проваливается в ледяную трясину и зацепиться ему не за что.

Можно было, конечно, поговорить с отцом. Но он скорее решился бы выговориться перед первым встречным. Теперь, когда история с призывом обнаружила хрупкость их семейного мира, родители оберегали Мишу, точно он был хрустальный, и сообщить отцу, что любимый сын подцепил сифилис, было равносильно убийству, что там — хуже! Миша знал, а в подтверждение еще и прочел, что начинается всегда с первичной язвы. Всмотревшись, он обнаружил и первичную язву, точней, покраснение, точней, как показалось ему, уплотнение. Прошло ровно столько, сколько было обещано в справочнике, — две недели. Тут же выстроились в послушную логическую цепочку все симптомы: и слабость, и вялость, и практическая безболезненность уплотнения (нервные клетки в месте поражения разрушаются первыми), и главное — чересчур узнаваема была логика судьбы. Эта женщина должна была его погубить, она не сумела сделать это с первой попытки, потому что он выжил, — ну ничего, теперь у нее все получится.

Лечиться? — Но это, кажется, не лечится, а главное, из диспансера немедленно сообщают на работу. Даже если он вылечится, клеймо будет на всю жизнь. Была чудовищная несправедливость в том, что первая женщина заразила его страшнейшей из болезней. И все потому, что он не распознал в ней свою погибель: ведь она дважды уже портила ему жизнь — и справилась с третьего наскока! Конечно, она могла заразить его еще на Новый год, но он почему-то думал, что все произошло тогда, на лестнице. Впрочем, инкубационный период бывает долго. Больше подцепить не от кого, оставалась бытовая версия, но для этого нужно было пользоваться чужим полотенцем, а где ему было взять чужое полотенце, у Баландиных?! Он знал теперь одно: он ославит ее на весь мир, хотя бы и погибнет из-за этого сам. Но прежде чем начать действовать, мстить за все, он решил задать ей последний вопрос.

Он отправился к Вале. Хорошо запомнил число, шестнадцатого марта.

Это был первый солнечный, лазурный, капельный день за весь март. Миша решил подкараулить ее в общежитии. Он все теперь о ней знал, все точки. И в самом деле, он ясно это запомнил, она такой потом и стояла в его памяти — Валя приближалась в обществе двух подруг, громко смеясь. Она была из них самая красивая, самая раскованная и самая наглая. У нее завелась красивая сумка, сумочка, явный подарок начальства. Что ей носить в такой сумочке? Она и косметикой мало пользовалась, почти не мазалась. Но она этой сумочкой болтала, и вид у нее был вызывающий — шла триумфаторша, победительница. Миша отделился от стены, и она увидела его, но словно и не удивилась.

— Кавалер к тебе, Валенсия! — закричала та из подруг, что потолще, поуродливей. И это «Валенсия» тоже было отвратительно.

— Да уж, кавалер, — ответила Валя неопределенно. — Поговорю тут с ним, догоню.

Первые секунд двадцать они молчали.

— Ну и где твоя армия? — спросила Валя нагло. Вообще она себя вела так, словно что-то про него знала, что-то, о чем он сам пока не догадывался.

— Отпустили, — сказал Миша еще наглее. — Говорят, без тебя обойдутся.

— А, — сказала Валя. — Ну и правильно. А я так думаю, что и не было никакой армии. Ты просто, Гвирцман, захотел, а никто тебе не дает, правильно?

— Конечно, — сказал Миша, быстро зверея. — Меня другие не устраивают, мне бы с сифачком.

Этого она не ожидала и даже отшатнулась.

— Чего?!

— Того, — шепотом закричал Миша. — Ты заразила меня. Я не знаю, сука, от кого ты набралась, но у меня сыпь по всему телу такая, какую не спутаешь. И остальное все что положено.

— Это не от меня, — сказала она тихо. Он мгновенно почувствовал этот переход к обороне.

— Не от тебя? Я не ты, у меня так не бывает, чтобы с десятью!

— У меня ничего нет, я не знаю, где ты взял…

— У меня негде было взять! — Миша не стал, конечно, признаваться, что у него никого не было раньше. — У меня после тебя вообще никого…

— Ах ты дрянь! — Валя замахнулась на него, но он перехватил ее руку. — Да ты знаешь что… да ты… я беременна!

Теперь отступил он.

— Как беременна?

— Так! Две недели задержка!