— Его мозг, пытаясь справиться со стрессом, воплощал в реальность его старые воспоминания, когда ещё всё было хорошо.
— Стоп, а там был кто-нибудь из людей?
— Думаю, тебя интересуют учёные?
— Именно!
— Сейчас. — я раскрыл книгу в нужном месте. — Из учёных его навещали Джозеф Хоуп и Элизабет Лоусон. Первый мёртв, а Элизабет улетела к Терре-12 в рукаве Персея.
— Чёрт. — Валентина покачала головой. — Тупик. А если, допустим, я на секунду представлю, что ты настоящий. Тогда, допустим, ты мог бы знать некоторые их секреты, так?
— Ты имеешь ввиду секреты Уильяма Троя?
— Ну а чьи ещё?
— Нет. — я покачал головой. — Я особо не следил за ним. Он слишком скучный. Всё свободное время либо занимался исследованиями, либо своей корпорацией. И то, и другое, до неимоверности скучно и неинтересно.
— Ладно, а за кем ты следил?
— Предпочитал президентов.
— И что, никого из учёных?
— Был Кюранов, и то, только один раз.
— Отлично! И что он делал?
— Он в тот день обнаружил, что, если видоизменить свой двигатель, то это может привести к выбросу колоссальной гравитационной волны, которая уничтожит всё вокруг.
— В точку! — Валентина весело улыбнулась. — А теперь рассказывай.
— Нечего тут рассказывать. В расчёты его я не вникал, формулы не смотрел, чертежей не перерисовывал. А потом он уничтожил Сан-Франциско.
— Чего?
— Я не уверен, но… — я пожал плечами. — Он работал всю ночь и, возможно, ошибся с расчётами. Он думал создать небольшую волну, чтобы проверить свои догадки. Выехал на испытательный полигон ТройКорп. И создал волну, которая за секунду превратила Сан-Франциско в кучу из обломков и пыли. Погибли почти все, кто был в радиусе ста километров.
— Понятно. — Валентина погрустнела. — Понятно. Чего ожидать от галлюцинации, кроме всякой ереси?
— Ты этого не помнишь, потому что я это переписал.
— Ты что?
— Переписал это. Сделал так, что при сборке прототипа Кюранов ошибся проводами и… его убило током.
— Ты убил человека?
— Проблема вагонетки. Только тут жизнь одного или нескольких миллионов.
— И часто ты это делаешь?
— Решаю подобные проблемы?
— Переписываешь!
Я решительно покачал головой:
— Нет. Ни в коем случае. Лишь изредка, когда моё вмешательство… необходимо. Но у всего есть свои последствия.
— Например?
— Я бы не стал спасать Сан-Франциско, если бы знал, что Трой потом найдёт расчёты Кюранова и использует их в своих целях. Они должны были быть уничтожены вместе с городом. В исходном варианте развития событий.
— То есть, это ты виноват в том, что Земля уничтожена?!
— И да, и нет. Косвенно. Я не знал, что за одной вагонеткой следует другая, ещё более фатальная. Несколько миллионов или пятнадцать миллиардов? Сейчас выбор очевиден. Но тогда… — я вздохнул. — Поэтому я стараюсь снизить своё вмешательство до минимума. Детали, краски. Так, для художественного эффекта. В общем шторме причинно-следственных событийных цепочек, это — бросок камня в надвигающуюся волну размером с небоскрёб. Не изменит ничего.
— А как же эффект бабочки?
— Чушь. Общая сила сопутствующих событий нивелирует незначительный или малозначительный эффект до нуля. А вот переписывание подобного события — всё равно, что запустить в цунами луной. И это может, и будет иметь последствия.
— Так кровь жёлтого цвета — твоя работа?
— Нет, это ты сходишь с ума. Моя работа — это, например, шарики слёз, которые разлетались у тебя во все стороны. Ты должна быть в курсе, что в невесомости слёзы собираются вокруг глаз и доставляют жуткий дискомфорт.
— Верно. — Валентина посмотрела на рукав комбинезона, где в небольшом кармашке располагались мелкие приспособления. — У нас даже есть специальные лоточки для сбора слёз… на случай отключения антигравов… какого чёрта, писатель?
Я улыбнулся:
— Теперь ты мне веришь?
— Ты настоящий?
— Да.
— Самый, что ни на есть настоящий?!
— Именно так.
— И ты можешь переписывать историю?!
Я глубоко вздохнул, ненадолго задумавшись:
— Зря я это рассказал.
— Ты можешь переписать смерть Уинстона!
— Нет.
— Ты врёшь!
— Я не могу этого сделать.
— Ты переписал уничтожение целого города! Перепиши его смерть!
— Это так не работает.
— А как это работает?!
— Понимаешь… — я задумался. — Когда я должен что-то сделать, у меня появляется… что-то вроде жуткого зуда. Во всём теле. Его можно переждать и перетерпеть, особенно, если выпить алкоголь, но… иногда он просто невыносим. Я общаюсь с тобой сейчас именно из-за этого «зуда». — я жестом выделил это слово в кавычки. — Потому что почему-то должен с тобой поговорить. Это мало что изменит, лишь чуть подправит историю, поэтому мы и общаемся. А уж переписываю я что-то только в крайнем случае и только если зудит ну очень сильно. Я всегда стараюсь никак не вмешиваться в историю. Никак себя не проявлять и не делать ничего вообще. Только записывать. Но одно моё нахождение рядом уже меняет ход истории и делает меня участником событий. Это неизбежно.
— А что на счёт этого?
Она приставила пистолет к своему виску. Я тут же приподнял ладони, жестом призывая её успокоиться:
— Эй! Опусти пистолет!
— Я ведь важна для истории, так?
— Опусти пистолет.